…а с куклой играли тайком

Тяжкие испытания военного времени, выпавшие на долю советских людей, не обошли стороной и детей. Особенно тяжело и страшно было детям в концентрационных лагерях, где фашисты заставляли их работать наравне со взрослыми и так же издевались над ними. Тех, кто не мог уже держаться на ногах, отправляли в газовые камеры, затем тела сжигали в крематориях.

«Освенцим», «Дахау», «Саласпилс» – от этих названий мурашки по коже. Но были еще десятки небольших, безымянных лагерей, которые по документам проходили как «приюты» или «детские дома». Среди малолетних узников концлагерей были 50 ярославцев, и одна из них – Людмила Евгеньевна Косякова, в девичестве Задорина.
Родилась Людмила 6 августа 1937 года в солнечном крымском городке Алушта. Летом 1942 года, когда Крым был оккупирован немецкими войсками, ей едва исполнилось 5 лет. Всего на год старше был ее брат Валентин.

— Через год после начала оккупации нас с братом угнали в немецкий лагерь, –вспоминает Людмила Евгеньевна. – Мама, узнав об этом, так переживала, что едва не сошла с ума, ей пришлось лечиться. Наш лагерь находился в маленьком немецком городке, но я совсем не помню, как нас туда везли.
В памяти маленькой девочки сохранились лишь фрагменты той страшной действительности, словно меняющиеся кадры военной кинохроники – только то, что оставило глубокий след. В огромном ангаре жило множество детей разного возраста, здесь же – русские женщины.

— Каждое утро начиналось с громового голоса из репродуктора: «Achtung, Achtung! Аlle Frauen — Kartoffeln schälen. Aber sofort!» – «Внимание, внимание! Все женщины – чистить картошку. Немедленно!». И женщины сразу оставляли детей и шли работать на кухню, – рассказывает Людмила Косякова. – Немцы запрещали нам, детям, разговаривать, улыбаться и плакать. Все мы ходили, как безмолвные, серые тени. Так и запомнился лагерь серостью, молчанием и безразличием к жизни. Играть немцы тоже запрещали, но я помню, что у нас была кукла, одна на всех. Большая, мне по плечо, с нарисованными глазами. Она была сделана из трикотажного костюма, набита опилками. Мы с ней играли, «водили» по полу, взяв за руки. Сразу, как только нас привезли в лагерь, всех постригли наголо, чтобы не было вшей. Девочкам было жаль волос, позднее женщины повязали нам головы косыночками. Нашу одежду немцы пропускали через духовые шкафы, чтобы убить всех паразитов, а нам ее выдавали еще теплой.
Многие дети умирали в лагере от голода, но Люде и Вале Задориным довелось выжить. Когда в городок вошли советские войска, немцы бросили лагерь, а женщины и дети просто разбежались.

— На всю жизнь мне запомнилось, как мы с братом бродили по городу одни, заходили в брошенные дома, искали еду, – вспоминает Людмила Евгеньевна. – Хлеба не находили. У немецких хозяек было много компотов, желе в банках. Мы нашли Traubenzucker – виноградный сахар, этот белый порошок брали прямо горстями и ели. Во многих домах были целые ящики игрушек, и мы подолгу играли ими. Видимо, одновременно с нашими в городок вошли и американские войска. Однажды мы увидели, как на танке ехал негр. Я так его испугалась! Большой, черный, и только белые зубы и глаза с большими белками сверкали. Показалось, что это и есть бабайка, которым взрослые пугали непослушных детей. На какой-то лужайке мы увидели русских бойцов, подошли к ним и спросили, есть ли среди них кто-нибудь из Крыма.
Через некоторое время советские военные собрали разбежавшихся из концлагеря детей, чтобы отправить на Родину. Людмила Евгеньевна вспоминает, как в большом зале раздавали всем пакеты с подарками и одежду, в большом количестве найденную на чердаке лагерного барака – одежду, оставшуюся от погибших там детей. Осенью 1945 года детей отправили домой. Товарные вагоны, печки-буржуйки и солома вместо постели. Дорога пролегала через освобожденную Польшу.
Приехали в Крым, Людмилу с Валентином разыскала бабушка. Жизнь в послевоенном Крыму, едва начинавшем оправляться после фашистской оккупации, тоже была голодной. Дети приспособились даже ловить силками птиц: сойки и вороны стали почти лакомством. Дом, в котором жила семья Задориных, был полностью разрушен. Бабушке с двумя внуками пришлось скитаться по чужим углам.
— Бабушка научила нас собирать крупных виноградных улиток, – говорит Людмила Косякова. – Из них она готовила вкуснейшее блюдо, которое называла «парижским салатом». Бабушка наша знала 5 языков, служила военным переводчиком. Она научила нас читать, писать и считать, поэтому я пошла сразу во второй класс, а брат – в третий. Какое-то время мы жили в маяке. Я помню бетонную комнату и окно, через которое посылали свет кораблям. Маяк не отапливался, и мы все время мерзли. Зато бабушка приносила нам по полбаночки винегрета и маленькую краюшку хлеба. Небольшой кусочек хлеба давали нам и в школе. Об этой краюшке, о том тяжелом времени я написала стихотворение:

…Тех военных лет еще живые дети
Помним до сих пор краюшки эти:
В школах на обед их выдавали,
Как награду всем в ладошки клали!
Запах хлеба с наслажденьем мы вдыхали,
По крупицам медленно съедали,
Чтобы голод как-то утолить,
Это «счастье хлебное» продлить…

На попечении бабушки была и мама, так и не пришедшая в себя после того, как детей угнали в Германию. Прокормить двоих ребятишек в послевоенном разрушенном фашистами Крыму бабушке было невероятно тяжело, и она отправила их к отцу, жившему на Кавказе. Так Люда и Валя уехали в Якорную Щель. После семилетки Людмила поступила в Ялтинское медицинское училище, которое окончила с красным дипломом в 1955 году. Без вступительных экзаменов ее приняли в Одесский медицинский институт, который вскоре расформировали, и всех студентов перевели во Львовский медицинский институт. Там Людмила и встретила своего будущего мужа, зарегистрировали брак на выпускном курсе. Муж был военным врачом, и после демобилизации получил направление в Ярославль. Здесь у них родились два сына.
Тридцать лет Людмила Евгеньевна Косякова возглавляла Центр контроля качества и сертификации лекарственных средств. После перестройки, которая коснулась и здравоохранения с фармацией, трудилась заместителем заведующей департамента фармации Ярославской области. С этой должности и ушла на заслуженный отдых. ■

Текст: Ирина Трофимова
фото: Ирина Трофимова и из личного архива Л.Е. Косяковой