Агата без кристи

«Агата Кристи» — уникальное для российского рока явление. Под их песни в 1990-2000-х годах жило целое поколение.  Группа объединила и тех, кто ценил качественный саунд, и тех, для кого важнее тексты. Даже после распада коллектива их творчество продолжает волновать миллионы поклонников.  Впрочем, основатель легендарной группы  Вадим Самойлов привык смотреть вперед.  Сегодня он успешно гастролирует со своим новым рок-бэндом, и, по его собственным словам, счастлив, что может начать все заново.

Вадим, мы с вами разговариваем на фоне звуков настраивающихся перед концертом гитар. Могли ли вы и музыканты других коллективов  времен «Агаты Кристи» сделать еще больший шаг вперед в развитии группы, если бы в начале пути у вас были современные инструменты?
Вы знаете, к моменту, когда группы записывали альбомы, у них уже был доступ к таким инструментам. Их возили спекулянты, да и музыканты уже тогда занимались продажей тех же гитар, так что в Свердловске с этим все было в порядке. Может быть, не было такого количества профессиональной звукозаписывающей аппаратуры, но это компенсировалось тем, что ребята записывались на Свердловской киностудии, где было оборудование для записи многоканального звука. Например, именно там был записан знаменитый альбом «15» группы «Урфин Джюс» (считающийся классикой свердловского рока – прим. авт.).

Готовясь к этому интервью,  совершенно случайно я вспомнил, что научился подбирать аккорды на гитаре с одной из ваших песен. А вы помните первую музыкальную композицию, которую самостоятельно подобрали на гитаре?
Самая первая песня, которую я начал подбирать, была композиция  Shine on You Crazy Diamond группы Pink Floyd  из альбома Wish You Were Here. Я был фанатом творчества Дэвида Гилмора и Брайана Мэя из Queen и очень увлеченно снимал гитарные партии  этих музыкантов.

Какая композиция «Агаты Кристи», наиболее недооцененная поклонниками группы?
Думаю, что все песни оценены, потому что в кругу продвинутых поклонников абсолютно каждая из них имеет свое значение.  Они вспоминают и слушают  даже те песни, которые мы редко исполняем на концертах.  Можно сказать, что все композиции нашли своего слушателя и оказали то воздействие, которое в них закладывалось.  Просто нужно понимать, что на большие массовые концерты приходит примерно четверть фанатов, а три четверти зала – это люди, которые не настолько углубленно знают музыку. В рамках концерта есть своя драматургия, и было бы не совсем правильно уводить массового зрителя в дебри эстетики творчества.  А для тех, кто хотел услышать песни, которые мы играли редко, мы делали фан-концерты в небольших клубах, когда знали, что туда придут одни наши фанаты.

Одна из поклонниц как-то задала вам  интересный вопрос: «Вадим Рудольфович, как физик в музыке вы точно состоялись! А как музыкант в физике, как сложилось?».  Вы обещали осмыслить эту метафору и сформулировать ответ.
Моя задача реализации музыки в физике, – это, наверное, совмещение в естествознательном подходе к исследованию реальности одновременно интуитивного и научного подходов.

Научный метод в большинстве случаев отрицает интуитивное восприятие и требует последовательности повторения результатов.  Но современная наука, в принципе, с появлением квантовой физики уже давно сдвинулась с этих точек опоры. И понятно, что сейчас мы уже говорим о состояниях в материи, которые могут меняться, а это уже своего рода шаги в сторону метафизики. Когда эта дружба физики и метафизики состоится, можно будет сказать, что  музыка привнесена в физику.

Давайте поговорим о новой музыке. Те, кто заявлен на афишах из новых имен, подходят к вам знакомиться за кулисами фестивалей и концертов?
Как правило, да, мы пересекаемся, знакомимся. На самом деле, сейчас очень много подающих надежды музыкантов, и они пока еще не выстрелили так массово не потому, что они плохие, а потому что их поколение должно накопить свои силы, свое мировоззрение и опыт самовыражения, чтобы потом они смогли свои новые мысли правильно сформулировать.

Но пока процесс накопления продолжается?
Он идет уже достаточно долго. Волна русского рока, которая началась с 1970-х, продолжалась в 1980-х, 90-х и нулевых, была одной волной.

Каждое десятилетие появлялся новый стиль, где одно вытекало из другого. В итоге на рубеже нулевых русская рок-музыка стилистически догнала всю европейскую и западную  музыку.

Если раньше русский рок был все-таки в основном текст и какие-то простенькие аранжировки, то сейчас по аранжировочным технологиям все наши музыканты подобрались к конкурентно-совместимому звучанию с западными коллегами.  То есть количество  набрано, сейчас будем ждать перехода в качество.

Вы работали и общались с Алексеем Балабановым, каким запомнили этого режиссера и человека?
Как и все большие художники, Алексей был человеком со своим персональным восприятием мира, со своим способом высказываться… Иногда такие люди очень колючие в общении.  Но при этом Алексей был очень чувствующим, очень болеющим за действительность.  Основные посылы его фильма – это поиски справедливости.

Использование Балабановым рок-музыки в своих фильмах – это способ показать в нужных тонах создание какого- то образа и настроения, отдать дань уважения друзьям и коллегам-музыкантам или все вместе?   
Вообще, я считаю, что у русского советского кино очень хорошие музыкальные традиции. У нас были и остаются выдающиеся мастера-кинодраматурги: это Рыбников,  Петров, Зацепин, Артемьев, Тухманов… То есть музыкальные традиции в русском кино очень сильны.  А то, что Алексей Балабанов обращался именно к рок-музыке…

Мне кажется, что он интуитивно чувствовал, что те композиции, которые он включал в фильм, будут народными.  Ведь он не снимал элитного, абстрактно-глянцевого кино. Его фильмы – это всегда попытка достучаться до сердца простого человека.  Балабанов любил простого человека, который и был основным героем его фильмов.  Поэтому и музыку он старался искать простую, доступную, которая была близка сердцу.

Во многих случаях он даже специально ограничивал музыкальный язык, настаивая на том, чтобы не было большого разнообразия тем и чтобы одна тема повторялась по ходу фильма несколько раз.  Это был его сознательный выбор.

«Агата Кристи» была композиторским трио.  Сейчас, работая над аранжировками новых песен, вы принимаете решение самостоятельно или в каких-то моментах прислушиваетесь к своим музыкантам?
Все начинается с каких-то идей и этюдиков, которые я делаю дома или в студии.  Потом мы разучиваем их с музыкантами, и, конечно, в процессе работы каждый привносит  что-то свое. Я считаю это важным элементом, потому что музыку, которую сделал один человек, сразу слышно. Редко кому из саунд-продюсеров, именитых аранжировщиков удается  ее записывать по-разному.  К примеру, я очень люблю как продюсера Джеффа Линна, создателя группы Electric Light Orchestra. У него всегда было очень аутентичное звучание.  Он работал с несколькими большими исполнителями, в том числе с такими, как Том Пэтти, Джордж Харрисон, Рой Орбисон, и даже был продюсером последних найденных записей  The Beatles.  И вся  музыка, в записи которой принимал участие Линн, звучит как Electric Light Orchestra. Это такой его фирменный почерк.  То есть музыка, которую делает один человек полностью «под ключ», всегда слышна и отличительна.

Но мне все-таки нравится присутствие музыкантов в работе. Мне кажется, нужно использовать все преимущества нашего рок-бэнда.

Свой сольный альбом «Полуострова» вы записали совместно с Владиславом Сурковым.  Как известный политик воспринимал ваши музыкальные правки?
Да, он известный политик, хоть и теневой, но при этом Владислав всегда был творческим человеком.  Он писал стихи, поддерживает театр. Мне было интересно с ним сотрудничать, хотя у нас случались разные взгляды на одни и те же композиции, но в этом и есть прелесть сотворчества.

С возрастом, когда многое уже знакомо и понятно, сложнее искать вдохновение и новые впечатления?
Я для себя понял, что с возрастом эмоциональность человека притупляется в том случае, если он живет в одних и тех же последовательностях.  Здесь вопрос даже не в том, чтобы резко менять место учебы, работы или еще чего-то, а речь идет о каких-то ежедневных паттерных вещах.  Мне кажется, эта паттерность заставляет человека зацикливаться в самом себе.

Что касается меня и вообще художников и музыкантов,  то у нас есть этот, что называется, «зуд в пятой точке», который все время заставляет совать пальцы в новые розетки.  В этом отношении нам просто везет, потому что даже с возрастом хочется продолжать открывать в себе что-то новое.  Тем более в нашей ситуации, когда был огромный проект «Агата Кристи», а сейчас мы разошлись, и теперь каждый из нас должен показать что-то новое, присутствуют какие-то моменты взаимоконкуренции и взаимоотрицания.

Мы с братом  понимаем, что сейчас самореализуемся в новой фазе: «Агата Кристи» была фундаментом, а сейчас мы шагаем дальше, и это тоже хорошая мотивация. Вообще, я счастлив, что мне во второй половине жизни нужно ставить себя в ситуацию, когда  начинаешь все снова,  пускай и не с нуля.  Мне кажется, это оздоравливает, стимулирует на какие-то правильные вещи внутри себя, не дает запираться в сегодняшнем дне и скучать.

Когда пишете новые песни, вам важно иметь перед собой чистый лист бумаги или больше набиваете тексты в компьютере?
Не имеет значения, я использую все. Мне нравится записывать первые мысли в тетрадь, то есть именно тактильно это делать. А доработки текста… Иногда я сижу и делаю это в тетради, но в итоге все превращается в бесконечную писанину и стирание. (Улыбаясь.) Поэтому для редактирования удобнее использовать гаджеты. Хотя именно первое воплощение каких-то начальных идей, которые потом станут песнями, я предпочитаю все-таки делать на бумаге, для этого у меня есть специальные тетрадочки.

На бумаге привычней потому, что так было изначально?
Тут все складывается.  Рука и тело человека точно такие же электромагнитные объекты, излучающие свою вибрацию. Когда мы берем руку и из ничего делаем что-то, а на чистом листе возникает эта зафиксированная мысль, содержащая в себе энергетику,  мне кажется, что этот процесс сродни работе скульптора:  должен быть какой-то физический акт якорения этой энергетики.  В этом смысле и книги мне нравится читать именно бумажные, а не электронные.

Некоторые люди уже и писать потихоньку разучиваются, предпочитая набивать текст по клавишам в гаджетах.
Это издержки эпохи, думаю, что все вернется на круги своя.  В истории всегда появляется что-нибудь новое, и все туда ломятся, а потом все возвращается обратно в какой-то новой форме.  Как в музыке: сначала все бросились все скачивать из Интернета, но в результате меломаны вернулись к виниловым пластинкам.

В 2013 году в одном из интервью вы сказали, что мечтаете о том, чтобы мир как можно скорее трансформировался.  За это время произошло слишком много разных событий. Что будет дальше, как долго эта трансформация будет продолжаться?
Я согласен с мнением, что пик кризиса на сегодня пройден, что мы все-таки миновали реальную угрозу большого конфликта, и ситуация будет нормализовываться.  Думаю, что все равно продолжатся тряски, что все-таки не выстоит современная финансово — экономическая система, она будет трансформироваться, но глобальных военных потрясений не случится.

А музыка?
В музыке все будет то же самое, потому что люди хотят эмоций. Они всегда будут воспринимать искусство и культуру, которые будут выручать в сложные минуты жизни и радовать в радостные. Поэтому музыка всегда будет востребована.

Так уж случилось давным-давно, я не знаю, в какой момент и от кого мы бы там ни произошли, но даже когда хомосапиенсы резали и убивали буйвола, они при этом  напевали себе под нос какую-то песню. И мы до сих пор продолжаем это делать и в радости, и в горе.

текст: Евгений Мохов | фото: Юлия Прохорова, Екатерина Фуркина