Любимые женщины поэта Некрасова

Николай Алексеевич Некрасов был очень влюбчивым, как и полагается поэту.
Несмотря на простоватую внешность и частые болезни, он отчаянно любил женщин, и они отвечали ему взаимностью. Поэт опровергал известную поговорку «кому не везет в карты, тому везет в любви»: Некрасов постоянно играл в карты и выигрывал большие суммы, которые позволяли ему тратить много денег на охоту, на застолья и издавать журнал.

Ко всем своим женщинам Некрасов всегда был щедр и даже после расставания помогал им. Если не брать во внимания многочисленные мимолетные увлечения, в том числе и горничными, в жизни Некрасова было всего четыре женщины. Это красавица и умница Авдотья Яковлевна Панаева, французская актриса Селина Лефрен, ярославская вдова Прасковья Николаевна Мейшен и единственная ставшая официальной женой Фекла Анисимовна Викторова, нареченная поэтом Зинаидой Николаевной. Но только две женщины оставили глубокий след в творчестве поэта: это Авдотья и Зина. Если жизнь Некрасова можно разделить на жизнь до Зины и с ней, то к Панаевой это неприменимо: Авдотья Яковлевна оставалась его музой до конца его дней.

Авдотья Яковлевна Панаева
Кто только не влюблялся в черноокую красавицу с тонким, гибким станом! Сам Достоевский вздыхал по ней. Даже Александр Дюма был потрясен ее «очень женской» красотой.
Авдотья родилась в 1820 году в семье артиста Александринского театра, окончила Петербургское театральное училище, ее готовили в танцовщицы, но уже в 1837 году она вышла замуж за Ивана Ивановича Панаева, начинающего писателя. Несмотря на постоянные увлечения мужа, Панаева в силу воспитания не могла себе позволить романы на стороне. И решительно отвергала все ухаживания, пока в их доме не появился амбициозный 22-летний поэт Николай Алексеевич Некрасов, мечтающий о славе и богатстве. Авдотья решительно отказывала и новому гостю, но он оказался настойчивее других. Панаева всячески отвергала его ухаживания, тем самым разжигая страсть Некрасова. Летом 1846 года семья Панаевых проводила время в Казанской губернии, в своем имении. С ними был и Некрасов. Здесь он окончательно сближается с Авдотьей Яковлевной. Не последнюю роль, должно быть, сыграл безумный поступок Некрасова: чтобы доказать Панаевой свою любовь, он бросился с лодки посреди Волги в воду, не умея плавать.
Развод в то время был делом чрезвычайно сложным, поэтому Ивану Ивановичу Панаеву была предложена полная свобода в обмен на фиктивный статус официального мужа. Вернувшись в августе 1846 года из Казани в Петербург, они втроем поселяются в общей с Некрасовым квартире на Фонтанке, недалеко от Аничкова моста. Ровно через 11 лет, в августе 1857 года, они также втроем переезжают в дом на Литейном, где Некрасов устраивает литературные обеды «Современника», о которых слава идет по всему Петербургу. Очаровательной хозяйкой этих обедов становится одна из самых ярких женщин литературной эпохи – Авдотья Панаева. Панаева была не только красива, но и талантлива, под псевдонимом Н. Н. Станицкий она писала повести и рассказы. В соавторстве с Некрасовым были написаны романы «Мёртвое озеро» и «Три страны света».
Совместную жизнь Некрасова и Панаевой сложно назвать счастливой. Некрасов был чрезвычайно ревнив, и редкий день обходился без скандала. Он был непостоянен, но столь же страстен. После обвинений и незаслуженных подозрений в адрес Авдотьи он тут же остывал и мчался к ней мириться. Самое яркое стихотворение об их отношениях – «Мы с тобой бестолковые люди».

Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченные взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.
…
Если проза в любви неизбежна,
Так возьмем и с нее долю счастья:
После ссоры так полно, так нежно
Возвращенья любви и участья…

В 1849 году Панаева и Некрасов ждут ребенка. Рождается мальчик, но вскоре умирает. Панаева уезжает на лечение за границу. Некрасов сильно томится разлукой, пишет нежные письма Авдотье и ужасно страдает от полученных от нее равнодушных ответов. Она возвращается, и вместе с ней возвращается идиллия. Но ненадолго.
Однажды поздно Некрасов возвращается домой и просит Авдотью приготовить ужин на двоих, пока он будет ванну принимать. Авдотья с радостью думает, что все налаживается. Некрасов выходит из ванной, велит лакею ужин перенести в дом напротив, в квартиру, куда он поселил француженку Селину Лефрен.
В 1864 году Авдотья Яковлевна Панаева выходит официально замуж за литератора Аполлона Филипповича Головачева. Вскоре у них рождается дочь Евдокия. В 46 лет Авдотья стала мамой, познав счастье материнства. Кстати, Евдокия Головачева, по мужу Нагродская, стала известной писательницей, явно унаследовав от матери литературный дар. Евдокия Аполлоновна Нагродская – писательница русского зарубежья: они с мужем после 1917 года эмигрировали во Францию.

Селина Лефрен-Потчер
В 1863 году Некрасов знакомится с актрисой французской труппы Михайловского театра Селиной Лефрен-Потчер. Лефрен было чуть за 30, она не отличалась особой красотой, но была обаятельна, остроумна, легка, хорошо играла на рояле и проникновенно пела. Французские арии и романсы в исполнении Лефрен находили отзвук в душе поэта, в остальном они плохо понимали друг друга, так как он не владел французским, она почти не говорила по-русски. Сначала. Зато потом из Парижа писала Некрасову письма на русском языке, конечно, с большим количеством ошибок, но душевные. О Лефрен часто говорят как о классической содержанке, во Франции у нее оставался маленький сын, и такой способ заработка для французской актрисы был вполне объясним.
Некрасов привозил Селину на лето и в Карабиху. В 1867 году они вместе едут за границу, и Селина остается в Париже; в Россию, ссылаясь на плохой петербургский климат, она не вернулась. Но писала Некрасову письма: «Я тебе цалую – от сердца …».
«Мой друг, — писала она поэту из Парижа, — я бы хотела тебе быть приятной и полезной, но что я могу сделать для этого? Не забудь, что я всё твоя. И если когда-нибудь случится, что я смогу тебе быть полезной в Париже… не забудь, что я буду очень, очень рада…».
В 1869 году Некрасов поехал снова в Европу, где встретился с Селиной, и она «смогла ему быть приятной и полезной» и в Париже, и в Дьеппе, когда они отправились на морские купания. Некрасов упомянул Селину в своем завещании: ей досталось 10 с половиной тысяч рублей в знак благодарности за приятно проведенное время.

Прасковья Николаевна Мейшен
С ярославской вдовой Прасковьей Николаевной Мейшен Некрасов познакомился в августе 1868 года, когда приезжал в Карабиху. Ему было 46 лет, а Прасковье – 25. Родилась Прасковья в Ярославле в семье солдата, в 21 год вышла замуж за губернского механика, инженера технолога Виктора Ивановича Мейшена. Ему было 42 года. Очень он любил свою «Пашеньку», но неожиданно заболел тифом и умер, оставив молодой вдове дом на Духовской (ныне Республиканская) улице. Некрасов увез Прасковью в Петербург, роман их начался стремительно, но быстро закончился. По воспоминаниям сводной сестры Некрасова Елизаветы, «Мейшен была очень мало образованна, а еще менее интеллигентна. Я никогда не видела, чтобы она что-нибудь читала и, вообще, интересовалась чем-либо, относящимся к литературе или общественным вопросам. Наружность ее была довольно интересна, особенно — большие черные глаза, но, в общем, при маленьком росте и безвкусных костюмах она не производила никакого впечатления. Прасковья Николаевна проводила время в чаепитии с вареньем, медом, пастилой и т. д. Этими яствами уставлено было целое окно».
Ярославская вдова любила кататься на коньках в Юсуповом саду. Ездила туда на великолепных парных санях под голубою сеткой. На нее обратил внимание один господин, богатый, с ним Прасковья постоянно и каталась на коньках. Мейшен выдавала себя за богатую ярославскую вдову-помещицу… Она иногда приглашала незнакомца в ложу, которую оплачивал Некрасов. Один раз, едва незнакомец успел уйти из ложи, появился неожиданно Некрасов. Он был очень недоволен, хотя не сказал ничего. Одним словом, веселая вдова ему быстро надоела, он не обращал на нее внимания, она стала грозиться, что уедет, на что он ей ответил, что, мол, никто и не держит или давно пора или что-то в этом роде. Но Некрасов помогал Прасковье после того как они расстались, не только деньгами, которые время от времени ей отправлял. «Отдай Мейшен все, что она потребует из карабихской моей мебели и бронзы», — писал поэт брату Федору.

Зина, Зиночка, Зинаида Николаевна… она же
Фекла Анисимовна
Весной 1870 года Некрасов встретил свою последнюю любовь, ставшую его единственной официальной женой. Звали ее Фекла Анисимовна Викторова, было ей 19 лет, а Николаю Алексеевичу было 48. Происхождения она была самого простого, скорее всего, дочь солдата. Образования вообще никакого не было, но она была очаровательной голубоглазой блондинкой, с ямочками на щеках, с очаровательным цветом лица, с красиво очерченным ртом и жемчужными зубами. Ходили слухи, что она сирота и была на содержании у одного купца, а поэт выиграл ее в карты.
Вполне возможно, что ей была уготована участь обычной содержанки, но уже вскоре она входит хозяйкой в дом на Литейной. Поэту не нравилось ее имя, и он назвал ее Зиной и дал другое, по собственному имени, отчество. Некрасов решил сделать из нее образованную женщину. Он приглашал учителей, рассказывал об искусстве, вывозил ее в театр и на выставки, покупал красивые наряды. Зина учила на память его стихи, целовала руки и во всем, во всем слушалась. Зинаида Николаевна оказалось очень доброй, простой и совсем не корыстной. Она постепенно стала вникать в духовные интересы Некрасова, быстро стала ему хорошей помощницей: освоила чтение корректур, сама, когда поэт был занят, сверяла оттиски с оригиналом. Они стали неразлучны: и за границу вместе, и в Карабиху, и в Крым, и Чудовскую Луку. Да и в Петербурге вместе, даже в цензурное ведомство она его сопровождала, чтобы по выходе оттуда сразу снять напряжение.
Карабихский винокур Павел Емельянович вспоминал: «Она была такая молодая и веселая, что и Николаю Алексеевичу и нам всем около нее весело было. Бывало, поедут кататься, заедут к нам на завод, она то и дело смеется-заливается, и поет, и смеется. Николай-то Алексеевич сдерживает ее: «Да что ты, Зина, да будет тебе, Зина!..» А и самому-то ему приятно, и сам-то смеется вместе с ней».
Зина могла отогнать самое мрачное настроение от поэта, а в хандру он впадал периодически. Она не давала ему сердиться, ухаживала за ним. Если он нервничал, она начинала его уговаривать, ласкать.
Зина довольно быстро пристрастилась к охоте. Она была очень хорошо сложена, ловка, находчива, отлично стреляла и ездила верхом — одним словом, была настоящей амазонкой. Она сама седлала лошадь и ездила на охоту в рейт-фраке и брюках в обтяжку, на манер наездницы, на голове – циммерман. Вид этого костюма на молодой, красивой и очень стройной женщине, с ружьем в руках, и любимый черный пойнтер Кадо у ног красивой лошади приводили Некрасова в восторг.
В 70-е годы Некрасов также устраивал в квартире на Литейной литературные обеды, на которых из женщин была только Зина. Некрасов рассказывал какой-нибудь охотничий случай или эпизод из деревенской жизни, вдруг замолкал, и ласково обращался к ней: «Зина, выйди, пожалуйста, я должен скверное слово сказать». Она мягко улыбалась и выходила. Через несколько минут она так же, с улыбкой, возвращалась.
«Николай Алексеевич любил меня очень, баловал: как куколку держал. Платья, театры, совместная охота, всяческие удовольствия – вот в чем жизнь моя состояла», – вспоминала позднее Зина.
4 апреля 1877 года Некрасов и Зина обвенчались. Так как поэт был уже очень болен, венчание провели дома, в походной войсковой церкви-палатке, разбитой в зале некрасовской квартиры. Венчал военный священник. Вокруг аналоя Некрасова уже обводили под руки — так он был слаб.
27 декабря 1877 года Некрасова не стало. Зина надела траур и не снимала его до конца жизни. Родня поэта Зинаиду Николаевну не приняла и после смерти поэта не пустила даже на порог. Некрасов хорошо обеспечил свою жену, но Зина не смогла сохранить это состояние. Как самую большую ценность хранила книгу стихов Некрасова с надписью: «Милому и единственному моему другу Зине». Умерла в Саратове в 1915 году в нищете. Отходив всю жизнь в черном, она завещала похоронить себя во всем белом и была отпета по ее наказу под своим настоящим, крещеным, именем. Правда, очевидцы рассказывали, что отпевавший священник провозглашая «о упокоении новопреставленной Феклы», прибавлял тихо и в сторону: «Она же Зинаида». ■