Мозг: награда или проклятье?

О том, как рождаются человеческие заблуждения, о том, почему горы не мыслят, мысли не передвигают горы, но некоторым из нас так нравится в это верить, о том, как нас может обмануть «перцептуальное постоянство» и как дорого нам обходится собственный мозг.

Цена мозга
Я уже много говорил о том, что человек обладает уникальным мозгом, которым привык гордиться и сила которого является эволюционным преимуществом по отношению к другим животным. Кстати, я не случайно написал «другим животным». Для многих из нас фраза «мы – животные» звучит обидно. Многие будут с пеной у рта доказывать, что они люди, а не животные. Сказать, что «мы – обезьяны» будет совсем уж дико! При этом фразы «мы – млекопитающие», «мы – позвоночные», «мы – многоклеточные» воспринимаются спокойно. Здесь есть о чем порассуждать, но это, пожалуй, тема для отдельного разговора. Действительно ли наличие самого умного мозга и самой сложной системы общения – речи – выделяет человека из всего животного мира в «особую касту»? Дело в том, что у любого живого существа есть хотя бы одно уникальное свойство, а чаще даже сочетание свойств, что и выделяет его в особенный вид. Например, гепард бегает значительно быстрее человека, да и быстрее всех остальных животных. Попробуйте доказать гепарду, что думать и говорить важнее, чем бегать. Обменяй он свои ноги на большой умный мозг, он попросту помрет с голоду. А мозгом нужно еще научиться пользоваться, наполнить его информацией. Прежде чем гепарды смогут оценить пользу от большого мозга, пройдет много времени, а кушать хочется сейчас. Кроме того, мозг – это «дорогое» удовольствие! Помните, я упоминал, что мозг потребляет 20 % всей энергии, производимой в человеческом теле? Животным с большим мозгом требуется больше пищи. Так же он создает проблемы при родах: у наших предков была большая смертность во время родов, причем как малышей, так и матерей. Самый веский аргумент против такого излишества – без большого мозга можно прекрасно прожить, чему свидетельствует вся окружающая нас живая природа. И все же факт остается фактом: человек обладает самым большим (по отношению к размерам тела), самым сложно устроенным мозгом. И, коль скоро нам досталось такое устройство, мы должны как-то научиться с ним управляться. Если использовать юридическую терминологию, сложный мозг – это не только право, но и обязанность. Что я имею в виду?

Когда медики или физиологи рассуждают о природе человеческого тела, они нередко говорят о так называемом принципе «используй или потеряешь!» Поскольку человеческий организм – это очень экономное устройство, его мышцы и скелет будут настолько крепкими, насколько это нужно, – не больше и не меньше. Если вы начнете бегать по утрам или прибавите в весе килограмм 15, ваши кости и мышцы сразу станут крепче, ровно настолько, насколько это будет нужно. А как только вы перестанете бегать по утрам или сбросите вес, уменьшится и прочность вашей опорно-двигательной системы. Человеческий организм всегда стремится к максимальной адаптации к существующим условиям. Организм пытается не расходовать свои ресурсы без определенной цели. Люди, страдающие параличом нижних конечностей, теряют от 1/3 до 1/2 костной массы нижней части тела. Еще один пример – наши глаза: подводники, которые долгое время находятся в замкнутом пространстве и не видят дальше, чем на пару метров, рискуют получить так называемый аккомодативный спазм мускулов, которые сжимают хрусталик для ближнего зрения. Не используя дальнее зрение достаточно долгое время, можно его потерять. Подобное можно сказать и о мозге. Чтобы сохранить свою функциональность, мозг просто обязан трудиться. Так же, как мышцам нужны усилия, чтобы достичь определенного «тренировочного эффекта», так и мозгу, чтобы сохранять свою развитость, нужно постоянно находиться под напряжением.

Раздвигая границы
Научное мышление – относительно недавнее эволюционное завоевание (можно считать, что научные принципы, позволяющие описывать окружающую нас действительность, окончательно сложились всего каких-то 300 лет назад, а это ничто, по сравнению количеством лет, за которое на Земле происходила эволюция). Оно вступает в некое противоречие с тем, чему учился наш мозг на протяжении всей эволюции. В прошлых статьях я начал говорить о том, что мозг запрограммирован так, чтобы верить. Большую часть своего эволюционного пути человеческий мозг руководствовался принципом «всё, что я заметил, верно, пока не опровергнуто», в то время как наука действует по противоположному принципу: «все новое неверно, пока не подтверждено». Поэтому люди верят в нечистую силу, в демонов, в сглаз, в бородатого мужика на небесах, в расовое превосходство и похищения инопланетян. Например, человеческий мозг словно специально скроен так, чтобы не понимать дарвиновскую теорию эволюции и с трудом в нее верить. (Кстати, именно поэтому открытие Дарвина следует считать наиважнейшим завоеванием науки.) Мозг человека настроен на обработку событий во временных шкалах, радикально отличных от тех, в которых происходят эволюционные изменения. Мы располагаем способностями оценки процессов, которые длятся секунды, минуты, годы, самое большее – десятилетия. Дарвинизм – теория о нарастающих изменениях, длящихся тысячи и миллионы десятилетий. Наш аналитический аппарат дает осечки в этих огромных временных просторах, потому что он настроен, иронично говоря, самой эволюцией, на работу в течение одной жизни, длящейся несколько десятилетий.

Тут уместно упомянуть о так называемом «перцептуальном постоянстве». По своей сути, это набор тех окружающих условий, в которых существует человек на протяжении своей жизни. Приведу пример, о котором рассказал антрополог Колин Тернбул, изучавший африканское племя мабхути, обитавшее в лесах. Люди мабхути проводят всю свою жизнь в лесу и в буквальном смысле не видят ничего другого. Однажды ученый вывез одного из членов племени мабхути на местность, очищенную от леса, и тот, увидев вдалеке пасущихся буйволов, спросил у ученого, что это за букашки там ползают. Когда Тернбул ответил ему, что это буйволы и что они крупнее всех обитающих в этом месте животных, африканец не поверил ему и попросил больше не говорить таких глупостей. А когда они вместе с ученым подошли к животным ближе, был чрезвычайно удивлен и даже испуган. Мы тоже в каком-то смысле долгое время жили в «замкнутом пространстве» определенного рода перцептуального постоянства, органы наших чувств да и модели нашей жизни формировались в этом «ограниченном» наборе условий. Именно поэтому нам, чтобы понять теорию Дарвина и выйти из тюрьмы привычных временных отрезков, требуется напрячь воображение.

Вопрос веры
Но вернемся к вере человека во всевозможные сверхъестественные причины. Наши большие лобные доли – это аналитические «машинки» для построения логических связей. Если мы увидим у края моста ботинки и портфель, наш мозг нарисует картинку человека, прыгающего с моста. Но у этого процесса страдает отдел проверки: мы охотнее поверим в замеченную причинно-следственную связь, чем подвергнем ее сомнению. И это мешает нам отличать реальность от вымысла. Есть известный пример, объясняющий, почему человеку когда-то в далеком прошлом было выгоднее поверить в существующую взаимосвязь событий, чем подвергнуть ее анализу. Представьте, древний человек прогуливается по лесу и вдруг видит в кустах рыжие пятна и слышит какой-то шорох. Первое предположение: в кустах тигр, человеку нужно бежать. Даже если предположение ошибочно, цена его невелика – человек лишь немного пробежится. И наоборот, если мы не выдвинем предположения о том, что в кустах притаился тигр, то попросту погибнем. (Вспомните также пример с террористами из прошлой статьи.) Выгода, пусть даже неверного допущения, очевидна.

По сути, вера – это обнаружение зависимости. Причем зависимость может быть как реальной, так и вымышленной. И вот тут нам на помощь приходит наука! Наука – это превосходный механизм, позволяющий отсеивать ложные логические связи от истинных. Например, наука довольно точно классифицирует действительность. Причем сама же дополняет и даже изменяет классификацию, если в ней обнаруживаются явные ошибки. Первые знания, которые получает человек об окружающем мире, можно разделить на 3 «онтологические категории»: физику, психологию, биологию. И каждый из этих онтологических миров обладает определенными свойствами, которые не пересекаются. Например, горы не мыслят, а мысли не передвигают горы, потому что мы не можем перенести свойство психики на другой объект. Невозможно усилием мысли заставить человека заболеть или излечиться, прикоснувшись к дереву. Всякое утверждение о сверхъестественном просто смешивает разные онтологические категории и неуместно относит признаки одного мира к другому. Так часто поступают дети, но у взрослого современного образованного человека, вооруженного инструментами науки, нет никаких причин, чтобы верить в мистическую чепуху.

Но что же происходит в мозгу, когда мы верим? Вера в паранормальное связана с деятельностью в мозге нейротрансмиттера дофамина. Ученые обнаружили, что люди с высоким уровнем дофамина чаще видят связь в несвязанных событиях. Такие люди свяжут странный шум в дальней комнате с призраками, в то время как человек со средним уровнем дофамина найдет этому более разумное объяснение. Вообще, дофамин улучшает передачу сигналов между нейронами, помогает нам обучаться, но в больших дозах может привести к психозам и галлюцинациям.

Действительно, верить – это естественный процесс для человеческого мозга, который, на первый взгляд, кажется совершенно безобидным. Мол, нет ничего страшного в том, что человек верит в Деда Мороза или в гороскопы, кому от этого хуже? Но я все-таки посмею в этом усомниться. Вера народного целителя в то, что он руками может лечить рак, не кажется мне безобидной. Как и вера в то, что «наша нация – лучшая», «русские – народ исключительный», а «все беды – от евреев». Чтобы не угодить в очередную ловушку, где вымышленные логические связи возникают на месте реальных, необходимо приложить определенные умственные усилия. Для этих целей человечество не придумало ничего более универсального и действенного, чем наука.