На самом краю • Глянцевый журнал «Элитный квартал"

На самом краю

Война распорядилась судьбами миллионов солдат по своему усмотрению. У одних забрала жизнь в июне 41-го, другим позволила дойти до Берлина. Что делать с Петром Егоровичем Манаенковым, война, похоже, не знала: она бросала его в самое пекло – под Сталинград, на Курскую дугу – и каждый раз оставляла в живых. Может быть, для того, чтобы сегодня, в свои 90 лет гвардии полковник Манаенков писал вторую книгу мемуаров и рассказывал о тех страшных событиях так подробно, будто они закончились совсем недавно.

Я всегда считал себя счастливым человеком, потому что родился в сельской местности – в селе Карпели Тамбовской области. А если учесть, что это село основали мои предки, я счастлив вдвойне.

После 7 классов школы я выучился на тракториста и с 16 лет работал. Из-за этого в начале войны мне постоянно давали отсрочки, потому что я был единственным трактористом в селе. На фронт меня призвали летом 1942 года, когда мне исполнилось 18 лет. Мои старшие братья тогда уже воевали.

Перед отправкой на фронт я учился в школе младших командиров в Муроме. Два месяца мы – 500 человек – тренировались по 17 часов в сутки, из них 8 – на улице. В 6 утра вставали, в 23 был отбой. Стреляли из всех видов стрелкового оружия, преодолевали высоты, овраги, лазали по-пластунски до потери сил, бегали марш-броски по 7-10 километров с 20-килограммовыми мешками песка за спиной. Вот так готовили бойцов-победителей.

А потом меня сразу отправили в самое пекло – в Сталинград. Я попал в 92-ю стрелковую бригаду морской пехоты 62-й армии. И уже 17 сентября 1942 года принял первый бой, длившийся 10 суток.

То, что там было, невозможно описать. Мы – голодные, холодные, вшивые, под открытым небом, голову не поднять, мороз, ветер, все кругом разрушено, все горит и тлеет. Меня ранило осколком около шеи, и не к кому было обратиться за помощью. Хорошо, что рана была неглубокая, она потом сама заросла. У других было хуже: часто раненые бойцы лежали рядом и мучались, просили пристрелить. Конечно, никто на это не решался. Так они и лежали, постепенно уходя.

Кормили нас через раз, вода тоже была не всегда. То есть оврагов вокруг много, но почти вся вода в них была с кровью. Я несколько раз брал чулок от противохимического костюма, кружку и винтовку и ночью ползал за водой под непрекращающимся огнем. Кругом были трупы. По ним в темноте и ориентировался, чтобы не сбиться с пути. Добирался до оврага, скатывался в него, пробивал кружкой лед и наливал воду для всего пулеметного расчета. Потом полз обратно, снова через трупы и под пулями.

В декабре 1942 года нашему подразделению поставили задачу – закрепиться на волжском острове Зайцевский. Немцы нас обнаружили и непрерывно обстреливали остров. Но в атаку не ходили – побаивались нашей артиллерии. Перестрелка продолжалась весь январь. А 2 февраля 1943 года на позициях появились немецкие парламентеры с белыми флагами. Мы устояли в этой страшной битве.

Во время бомбежки на станции Лиски практически вся наша 92-я бригада была уничтожена. А я уцелел и оказался в 93-й гвардейской стрелковой дивизии, которую летом 1943 года перебросили на второй оборонительный рубеж Курской дуги.

5 июля началось это знаменитое сражение. Я был на переднем крае, в ночном дозоре на нейтральной полосе. И вдруг тихая ночь превратилась в кошмар: все вокруг загудело, заорало, засвистело. Я не мог понять, кто это стреляет. Когда добежал до своих траншей, мне сказали, что это стреляла наша дальнобойная артиллерия, о сосредоточении которой мы не знали.

Через несколько часов немцы обрушили на нас ответный удар. Они вышли на фланги нашей дивизии и почти взяли нас в кольцо, мы двое суток отбивали их атаки. Чтобы не допустить окружения, наш 278-й и соседний полки вступили в бой, но, когда бойцы пошли вперед, немцы начали отстреливаться из пулеметов. И тогда нашему расчету приказали подавить их огневые точки.

Мы со своей стороны ударили в два пулемета, и немцы замолчали. Потом наша пехота встала и пошла вперед, а мы отстали. Но через некоторое время увидели, что пехота бежит обратно, преследуемая немцами с автоматами. А нам с тяжелыми пулеметами весом по 65 кг не отступить. У нас было 8 пулеметов, и мы решили дать бой, окопавшись на пшеничном поле у дороги. Пропустили наших отступающих бойцов и ударили огнем по немцам.

После 10-15 минут боя все пулеметы затихли. Потом ранили моего напарника, и я понял, что практически все ребята погибли, и я остался один. И в это время ко мне подполз командир взвода лейтенант Шевченко. Он услышал, что один пулемет продолжает стрелять, пробрался ко мне, и мы уже вдвоем продолжали отбиваться.

Мы с ним остались живы за счет пулеметного щита. Потом быстро разобрали пулемет, взвалили его на себя и побежали в овраг, где заметили тропиночку. По ней мы и ушли, а немцы все продолжали стрелять в нашу сторону автоматными очередями. Когда мы еле-еле добрались до своих, я обнаружил 2 пулевых отверстия в своей пилотке. Еще 4 пробоины было в вещевом мешке, и одна пуля пробила котелок. Вот такой был бой, в котором мне посчастливилось уцелеть.

Летом 1943 года Петра Манаенкова перевели в запасной артиллерийский учебный полк, где он получил звание сержанта и должность командира минометного расчета. До ноября 1944-го он воевал в 40-й гвардейской стрелковой дивизии 3 Украинского фронта, а потом был направлен в военное училище. После войны служил в Норильске. Уволившись в запас в 1968 году, работал в Тамбове кадровиком областного управления Центробанка. Около 2 лет назад переехал в Ярославль, к родственникам.

текст: Евгений Мохов |  фото: Дмитрий Савин