Навсегда ленинградка • Глянцевый журнал «Элитный квартал"

Навсегда ленинградка

12 мая Елена Алексеевна Белоусова отметит свое 80-летие. Родилась она в Ленинграде в семье врачей. Когда началась война, ей только что исполнилось 2 года. Но цепкая детская память сохранила все: в осажденном Ленинграде их семья была от первого до последнего дня. После войны Елена Алексеевна выучилась на врача и вместе с мужем, военным хирургом, проехала страну с запала на восток. Елена Алексеевна делится с «Элитным кварталом» своими воспоминаниями.

Я родилась в Питере, на Петроградской стороне, в 5 минутах ходьбы от Петропавловки.
Мои родители, Алексей Васильевич и Клавдия Петровна, были врачами. Папа был старше мамы, врачом прошел финскую войну, а когда началась Великая Отечественная, он работал в Ленинграде, в поликлинике. 7 ноября 1941 года папа умер после двух тяжелейших операций. Незадолго до смерти он просил маму, чтобы нас – меня и мою старшую сестру Нинель – не разлучали эвакуацией. Он наделся, что мама сумеет нас защитить. Первое, что он нам купил в 1941 году, были два маленьких детских противогаза.
В начале войны моей маме был 41 год, в таком возрасте она осталась вдовой с двумя маленькими дочками. Мама была начальником Государственной санитарной инспекции Петроградского района, и поэтому ее оставили в Ленинграде. Всю блокаду она отработала на этой должности.

Еще с нами жила мамина сестра Елена Петровна Цветкова. Своей семьи у нее не было, и она постоянно находилась с нами, помогая по хозяйству. Кстати, именно с нее известный художник Рудаков написал «Портрет дружинницы». Сейчас эта картина хранится в Музее истории Петербурга. Мы с сестрой считаем Елену Петровну второй нашей спасительницей. Когда началась блокада, мама уходила на работу, и мы оставались с тетушкой. А когда мы стали постарше, она водила нас в садик. В осажденном Ленинграде работали детские сады, ведь к началу блокады в Ленинграде было 400 тысяч детей. Из них большинство эвакуировали, но все равно часть деток осталась. Мы в силу возраста не понимали, насколько страшные вещи происходят вокруг.

Говорят, что детская и женская память крепче, чем мужская. Я до сих пор помню детские передачи и сказки, которые передавали по радио для ленинградских деток. Может быть, потому, что их читал работник радиокомитета и мой двоюродный дядя Константин Константинович Миронов. Помню, как видела аэростат из окна нашего второго этажа, как дымили буржуйки – ведь отопления, воды и освещения тогда не было, как завывала сирена. Это был совершенно жуткий звук. Помню окна, заклеенные бумагой, чтобы стекла не разбились от ударной волны, огромные очереди в булочную, куда мы ходили с тетушкой. Мама рано уходила на работу и поздно возвращалась. Поэтому в очередях мы стояли с тетей.
Представляете, даже в такие страшные годы в тех очередях никто никогда не ругался. Наверное, поэтому с малых лет ко мне пришло это осознание ленинградской культуры.
В Ленинграде мы поначалу жили в деревянном доме, который стоял в Александровском парке. При первой же бомбежке у нас вылетели все окна. Поскольку мама была на важной работе, нам быстро дали новое жилье. Мы переехали в каменный дом, где и прожили всю блокаду.
Сразу после окончания блокады было ликование, слезы и море радости. Я помню праздничный салют. О нем потом было написано много стихов, которые я собираю. Именно с тех пор я полюбила праздничные салюты.

В 1956 году я окончила школу и поступила в Ленинградский мединститут на врача общей практики. Проучившись 4 года, я вышла замуж за своего дорогого супруга Юрия Владимировича Белоусова. Он к тому времени уже окончил военно-морской факультет ленинградского медицинского института и работал на Дальнем Востоке. В 1960 году он приехал в Ленинград, мы поженились и уехали на остров Русский, где Юрий уже 2 года служил военно-морским хирургом.
Поначалу муж был хирургом в морской части, а я доучивалась во Владивостокском мединституте. Шестой курс окончила, уже будучи мамой, а потом работала акушером-гинекологом.

На Дальнем Востоке мы жили до 1966 года, а потом нас (жены врачей и офицеров всегда говорят «нас»), а точнее, мужа перевели в Магадан.
Там я работала в областном родильном доме, а муж – военным врачом-хирургом. Он вообще был хорошим врачом, с легкими руками. За это его любили и уважали пациенты. Но из-за постоянной занятости на работе мы проводили с нашими маленькими детьми меньше времени, чем хотелось бы, и это, конечно, меня огорчало.
В 1972 году мы получили назначение в Бурмакино и прилетели сюда («на материк» – так у нас это называлось). Я работала акушером-гинекологом в Бурмакинской больнице, а супруг был начальником лазарета в воинской части. И все повторялось опять: за мной и за мужем то и дело приезжали «скорые» с работы и увозили нас в разные стороны. А дети оставались нас ждать. Они посмотрели на нас и решили, что не будут иметь такую профессию. Дочка Юля стала физиком-теоретиком, а сын Костя – историком. В 1985 году нам дали квартиру, и мы переехали в Ярославль.

Я не теряю связь с Петербургом: читаю все, что связано с этим городом. Когда бываю там, не могу надышаться ленинградским воздухом. Обязательно посещаю музеи и Петропавловскую крепость, смотрю город. Я, хотя и прожила в Питере только первые 20 лет своей жизни, оставила свою душу там.
Я получила приглашение от Ленрезерва, и в этом году в составе делегации Ярославской области мне удалось побывать в Санкт-Петербурге на мероприятиях, посвященных 75-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Особенно запомнился очень трогательный праздничный концерт. Также вживую мы увидели Президента России. А недавно меня попросили написать для книги главу воспоминаний о своем блокадном детстве. Книгу планируется издать в этом году в сентябре.

Текст: Мирон Дмитриев, фото: из личного архива Е. А. Белоусовой