Живая история

Он рассказывает, как в детстве играл в хоккей в 40-градусный сибирский мороз. И становится холодно. Вспоминает, как робел перед контр-адмиралами во время испытания боевых кораблей. Воображение рисует широкоплечего морского волка, смотрящего на тебя сверху вниз. В огромном цехе, стоя на палубе строящегося корабля, махал рукой своей любимой, которая с высоты казалась такой маленькой. И снова все перед глазами, почти осязаемо. Герой рубрики «Большой разговор» – Владимир Андреевич Ковалев. Дар рассказчика, могучая харизма, опыт высокого полета и умение подмечать детали делают из него великолепного собеседника. Каждая история – полноценный сюжет. Не смог «Элитный квартал» пройти мимо такой интересной судьбы!

Владимир Андреевич, расскажите о самых ярких детских воспоминаниях.
Моя семья жила рядом с железной дорогой, и я видел, как через станцию проходили эшелоны с солдатами. Помню уходивших на фронт близких родственников. Видел слезы, тяжелые расставания, чувствовал, что воздух буквально пропитан тревогой, страхом и беспокойством. А когда люди возвращались с фронта, тоже проезжали через нашу станцию, родственники останавливались в доме – до сих пор не могу забыть запах их солдатских шинелей.

Сибирская природа – это тайга, могучие реки. Только летнего отдыха у нас не было. Вместе с братьями занимались хозяйством, ведь жили тогда за счет скотины и огорода. Засаживали огромные, по сегодняшним временам, площади, собирали большой урожай. Не скажу, что у меня не было детства, напротив, воспоминания светлые. Но война – она наложила свой отпечаток.

Рядом со школой был госпиталь, где лечили раненых бойцов. Помню, зима, очень холодно, тетрадей нет – только маленькие бумажки. Пишем чернилами – они замерзают налету, отогреваем руками и собственным дыханием. После уроков бежали в госпиталь – устраивали концерты, просто общались с ранеными. Они всегда с нетерпением нас ждали.

Однажды мой старший брат уговорил родителей купить гармонь. Но только начал учиться играть, как его забрали в армию. Инструмент достался мне, я начал потихоньку пиликать. Садился на завалинку, играл, а вокруг собирались бабушки и пели частушки.

Брат, передавший мне гармонь, служил летчиком-истребителем и остался после войны в Германии. Приехал в отпуск и привез чудесный подарок – аккордеон. Я тут же забросил гармошку и начал его осваивать. Но вскоре уехал учиться в Ленинград, а инструмент с собой не взял. Только на третьем курсе мой аккордеон переехал из Новосибирска в Ленинград. В комнате общежития один играл на баяне, другой на домре, а я подыгрывал на аккордеоне. Получился неплохой ансамбль, и с музыкой я уже никогда не расставался.

Говорят, люди, пережившие войну, отличаются особым мышлением. В чем феномен военного поколения?
Все просто: мы рано начали работать, осознали, что такое ответственность. Когда братья ушли на фронт, я остался старшим по хозяйству. Отец день и ночь был на своей работе, мать много болела. Нас воспитал труд.

В школе тогда умели работать с молодежью. Какая гордость переполняла, когда пришел домой со звездочкой октябренка! Стал пионером – с удовольствием носил красный галстук. А комсомольская работа давала ощущение своей значимости и взрослости. Мы играли в хоккей на открытой площадке, когда стояли 40-градусные сибирские морозы. Слушали преподавателей, многие из которых прошли войну. Нас захватывали рассказы о фронтовой жизни. Армия была непререкаемым авторитетом, и практически все мальчишки, с которыми вместе учился, ушли в военные училища. Да и сам я планировал пойти в военно-морское, но судьба распорядилась иначе.

Оглядываюсь назад и не жалею, что не стал военным моряком. Моя жизнь все равно связана с морем и флотом. Я окончил кораблестроительный институт, принимал участие в строительстве десятков кораблей – гражданских и военных. Знаете, испытываю большую гордость: когда по телевизору показывают военный парад, я вижу корабли, в создании которых принимал участие.

Когда-то Россия была лидером в кораблестроении, а какие позиции занимаем сейчас?
Ленинградский институт я закончил, пожалуй, в лучшие времена. Шли 60-70-е годы, создавался мощнейший Военно-морской флот Советского Союза. Атомные подводные лодки, крейсеры, эскадренные миноносцы – две сильнейшие державы конкурировали между собой. Многие мои однокашники стали главными конструкторами боевых кораблей.

Что случилось с флотом? В 90-е годы выяснилось, что врагов у нас больше нет, и флот вместе с армией остались не удел. Корабли продали за границу, где они превратились в плавучие кафе и рестораны. Остальное порезали на металлолом.

Сегодня стало ясно, что с доктриной 90-х, согласно которой все вокруг друзья, жить больше нельзя. Руководство страны перевооружает армию и флот, но сделать это очень сложно. Не осталось кадров и тех могучих заводов – понадобятся годы, чтобы выйти на уровень прежних лет.

Молодые люди сегодня не хотят идти в производство, в рабочие профессии. В чем, по-вашему, главная причина?
В мои времена кадры на заводе «закрепляли» жильем. Пришел на завод – получил рабочее общежитие. Женился – переехал в семейное. Семья росла, и был реальный шанс получить 2-комнатную, 3-комнатную квартиру. Наш завод сам строил жилье, по 200 квартир в год! Рядом был учебный комбинат, тоже построенный заводом, и училище, где готовили сварщиков, сборщиков, монтажников. Сейчас там готовят поваров и официантов.

Чтобы поднять заводы, следует начать с кадров. Обязательно давать жилье, и если человек проработает, к примеру, 15 лет на предприятии, то квартира переходит в собственность. Не в повышении зарплаты дело. Зарплаты можно повышать бесконечно: когда появится возможность, сотрудник уйдет туда, где больше платят.

В 36 лет вы стали директором завода. Расскажите, как это получилось?
После окончания института я мечтал отправиться в Калининград, на большой военный завод, но по распределению попал в далекое захолустье. Сказал, что работать там не буду, и уехал к своему приятелю в Ярославль. Он к тому времени работал на судостроительном заводе, поговорил с руководством. В общем, меня взяли.

Дальше – удача. Как только я приехал, завод получил большой заказ от ВМФ на торпедные катера. Это была тема моего дипломного проекта. Немного поработал в конструкторском бюро, но за бумагами быстро заскучал. Попросился в цех помощником мастера, быстро прошел все ступени до старшего мастера. А потом мне поручили ответственную миссию: направили на военную базу в Таллин, где наши корабли проходили испытания, перед тем как войти в состав военно-морского флота.

Мне было 27 лет, а корабли мы сдавали государственной комиссии, где председателем были капитан I ранга или контр-адмирал. Процесс напрямую контролировало министерство, ЦК партии. Ответственность огромная – не только за себя, но за репутацию всего предприятия.

Директор завода позвонил неожиданно:
– Приезжай, будешь назначен главным инженером
– Так я уже 5 лет не был на заводе, забыл, где какой цех.
– Вернешься – вспомнишь.

А главный инженер – второй человек после директора…
Все верно. Директор Дмитрий Трофимович Дудченко тогда сильно болел, и мне приходилось часто оставаться за директора завода, один на один с 50-летними начальниками цехов, зубрами производства. Общались со мной свысока, что вполне объяснимо. А я приехал к директору в больницу, попросил разрешения действовать, сменил двух начальников цехов на молодых ребят. И пошло дело – зауважали. Когда Дмитрия Трофимовича не стало, коллегия министерства назначила меня директором завода. Поначалу было немного страшно, но я преодолел себя, во многом благодаря сильному, работоспособному, инициативному коллективу.

Как вы думаете, почему на должность директора выбрали именно вас?
Когда я возвращался из командировок в Таллин, нас встречали как победителей. Мы работали на передовом участке производственного фронта и этим заслужили большой авторитет в коллективе.

Мне всегда было интересна природа той самоотдачи, с которой работали в 60-70-х годах. И так ли все было на самом деле?
В то время еще свежи были воспоминания о войне, и люди, пережившие такую трагедию, готовы были жить в голоде и холоде, лишь бы был мир. Когда мы строили боевые корабли, чувствовали, что защищаем Родину, а вместе с ней и мир на земле. Осознавали, что находимся на передовой – отсюда и самоотдача.

Судостроительный завод тех лет – это не только корабли. Мы строили жилье, спортивные и культурные сооружения. Играли в хоккей, футбол, к нам на соревнования по мотокроссу приезжали гонщики со всего Союза. Детская хоккейная команда «Чайка» занимала второе место в Советском Союзе. Жизнь кипела и бурлила.

Владимир Андреевич, вы ведь судьбу свою на заводе встретили?
Да, в период таллинских командировок, в один из редких визитов на родной завод, я обратил внимание на девушку, которая работала в соседнем, ремонтно-механическом цехе. Стою на палубе строящегося корабля, а она проходит внизу, такая маленькая. Постучу по металлу, она услышит, поднимет взгляд, помашет рукой. Пять лет, пока я работал в Таллине, мы переписывались, прежде чем соединить свои судьбы в одну.

Моя любимая жила в маленьком домике на Морозовской улице. Там была кухня и комната, а между ними перегородка, прибитая гвоздями. Мы стену убрали и устроили свадьбу. Романтика! А утром после праздника собрали с другом пустые бутылки, погрузили на санки и поехали сдавать.

В 1980-м вам пришлось расстаться с заводом…
Конец 1979 года, я сижу у себя в кабинете: нужно успеть сдать жилой дом, детский комбинат, корабли закончить. Звонок. Меня вызывает второй секретарь обкома Владимир Федорович Горулев, объясняет, что на закрытом заседании бюро областного комитета партии меня рекомендовали городскому совету депутатов на должность председателя горисполкома. Объясняю, что ничего про городское хозяйство не знаю, городом управлять не умею – живу в своем Дядьково. Пытался отказаться, а мне говорят «подумай»!

Уходить не хотелось, но умом понимал, что раз партия тебе доверяет, нужно идти туда, куда велят. Позже, когда я анализировал эти события, понял, что решение было принято по инициативе первого секретаря Ярославского областного комитета КПСС Федора Ивановича Лощенкова. За несколько лет до этого он приезжал на завод, мы показали ему противолодочный корабль, познакомили с микрорайоном, строящимся техническим училищем. А проводили эффектно, на катере на воздушной подушке. Видимо, у него остались яркие воспоминания о заводе, и, когда встал вопрос о кандидатуре, вспомнил меня.

Жалко было оставлять завод?
Я полтора года каждое утро переживал расставание. Только представьте: весь микрорайон идет к проходной, а мне надо ехать в горисполком. Я 22 года отработал на заводе, и в 10 часов вечера 31 декабря вышел через эту проходную, сдав пропуск навсегда. Но нужно было жить дальше. Только вникнул в проблемы города, как мою кандидатуру предложили для избрания первым секретарем горкома партии. Говорю, что даже в пионерской организации никакой должности не занимал, а вы мне хотите доверить 58 тысяч коммунистов. Ничего, сказали, разберешься.

Владимир Андреевич, проблемы города тогда и сейчас одни и те же? Когда было сложнее?
По-моему, все было просто по-другому. В первый год моей работы нам нужно было заготовить 30 тысяч тонн картофеля, чтобы обеспечить город в зимний период. Но случился неурожай, собрали только 17 тысяч тонн. Что делать? Поехали по соседним регионам, в Сибирь, в Белоруссию покупать картофель, чтобы не оставить город без продуктов. Сегодня такой проблемы у города нет – приходи в любой магазин и покупай.

Моим главным врагом был снег. Вставал ночью, смотрел, как валит за окном, звонил дежурному, тот поднимал все службы. Хотя и до звонка все уже начинали работать. Сегодня снег сдвигают к обочинам, а мы вывозили сразу и, если техники не хватало, просили помощи у промышленных предприятий города.

В горисполкоме все время было не протолкнуться: люди звонили, приходили. Зайдите сегодня в мэрию или администрацию – ни души! Разве у людей вопросов нет? Сейчас ни в Ярославле, ни в Рыбинске нет мэра, а это очень тревожный знак. Как работать, если не чувствуешь уверенности? Мы не знали, что такое взятки, коррупция, а сейчас просто тонем во всем этом. Но не видели и многих проблем современности, таких, как наркотики.

Вы прошли через перестройку. Какие остались воспоминания от этого периода?
Лучше не вспоминать! (Смеется.) Когда все началось, мы до последнего пытались сохранить общественный порядок, атмосферу нормальной жизни и труда. Но продовольствия катастрофически не хватало, поехали к Борису Ельцину – он на тот момент уже был президентом – попросили фонды на 10 тысяч тонн мяса. В области есть свой мясокомбинат, а людям приходилось ездить в Москву за колбасой. Кое-как продовольствие выбили, помог Борис Николаевич Ельцин.

Вместе с начальником железной дороги Виталием Митрофановичем Предыбайловым садились на поезд и отправлялись по соседним областям менять кирпич норского керамического завода на продовольствие. Трудное было время, сплошные потрясения. Выступали демократы, давали обещания. А потом исчезли, и мы остались со своими бедами. Мне «посчастливилось» пережить тяжелое время развала страны и ГКЧП.
Я понимаю, насколько тяжело сегодняшней власти. Мы забыли дисциплину, потеряли управляемость. Государственный план обязывал всех трудиться, и целый год работали, держа в голове, что нужно обязательно успеть, выполнить, сделать. Любой срыв накладывал черное пятно на коллектив и руководителя.

Потеряли культуру. Я был на открытии концертно-зрелищного комплекса «Миллениум», посмотрел, в чем народ пришел на праздник. Такое впечатление, что с дачи сразу на концерт! Мы приходили на праздник всегда в парадной форме, с наградами, чувствовалась торжественная обстановка.

Кстати, часто и артисты выходят на сцену в таких «нарядах», которые заставляют задуматься об  общекультурном уровне исполнителей, – рваные штаны, трусы, чересчур оголенное тело. А ведь культура вообще – основа и показатель интеллекта общества, способности его развиваться дальше.  И это проблема не только каждого из нас, но и Министерства культуры, долг и обязанность которого сейчас – заботиться о лучших традициях русского народа, возрождать их.

Все забыли о системе воспитания молодежи, которую мы потеряли. Слушаю послание президента, жду, когда скажет про молодежную политику. Но он не говорит. Нужно возрождать комсомол, октябрят. И отнюдь не обязательно комсомол называть комсомолом, но система-то была хорошая, проверенная, испытанная.

Нужно взять из прошлого самое хорошее и объединить с тем хорошим, что есть сейчас. Получится красивое государство. Китайцы так сделали, а мы не смогли.

Вы лично знали Бориса Ельцина. Какое он оставил впечатление?
Двоякое. Когда Бориса Николаевича с небольшим преимуществом в голосах выбрали президентом, на выходе из Кремля один человек, работавший с Ельциным в Свердловске, сказал мне: «Кого вы выбрали! Это же разрушитель, а не созидатель!»

Мы несколько раз виделись с Борисом Николаевичем, ездили в одной машине, беседовали. Вопреки распространенному мнению, ни разу не заметил за ним излишней тяги к алкоголю. Уважаю его за смелость, ведь хватило духу запустить механизм реформ. Только страну он повел неумело.

Через какое-то время новая власть решила избавиться от тех, кто был связан с прежним партийным руководством. Так я попал в черный список. Происходящее воспринял с большой обидой, ведь на тот момент просто не понимал, что произошло. Я столько лет работал на государство, а мне даже не сказали, в чем я ошибся, где был не прав. Просто попросили освободить кресло для Анатолия Ивановича Лисицына. Передал ему сейф, стол, стул. Но обиды на него не держу: если б не Лисицын, значит, кто-нибудь другой.

Вы долго адаптировались к новой жизни?
После такой кипучей деятельности дома сидеть – с ума сойдешь. Через полгода позвонили молодые люди и позвали на встречу в кафе в Депутатском переулке. Предложили создать совместную фирму, мы проработали много лет, но потом учредители разбежались, а я расстался с коммерцией.

Владимир Андреевич, какой период жизни был для вас самым счастливым?
Никогда не забуду тех лет, что провел на заводе. Это была самая созидательная, творческая работа. Все трудились в едином порыве, стремились к успеху. А ты стоишь во главе этого процесса! К тому же меня всегда манила романтика моря, военных кораблей.

Что вам помогает даже в самые сложные периоды жизни не опускать руки?
Друзья. В самые критические моменты они были рядом, никогда не бросали. Сегодня я возглавляю своеобразный клуб ветеранов, где общаются бывшие руководители. Мы помогаем детскому дому в Данилове, помогаем ветеранам. И много общаемся, проводя вместе мероприятия, ездим на экскурсии в Москву и близлежащие города и районы нашей области.

Какой совет с высоты своего опыта вы дали бы тем, кто сегодня руководит предприятиями, находится у руля?
Я не могу дать совет. Сегодняшние руководители трудятся в других условиях. Если мы были самостоятельны, работали, зарабатывали, получали прибыль и сами решали, куда ее направить, то сегодня у директоров такой свободы нет. Сегодня все хозяева в Москве.

Слышала, что вы увлекаетесь охотой. Сейчас находите на нее время?
Охота осталась в прошлом. Когда работал на заводе, мы построили базу в Борисоглебском районе, рядом с деревней Вощажниково. Тогда разрешали добывать лосей и сдавать мясо в заводскую столовую. Мы привозили порядка 10 туш, одну разрешали взять охотникам, остальные – для столовой завода. И, когда кончалось мясо в столовой, рабочий класс интересовался, когда уже директор со своей командой снова соберется на охоту!

Что для вас счастье?
Счастье – это когда у тебя крепкое здоровье, хорошая работа, когда день труда становится днем праздника. Когда у тебя замечательная семья и ты стремишься домой. Когда есть замечательные друзья, которые разделят и радость, и печали.

 текст: Ирина Дерябина, Антон Будилин   фото: Олег Токмаков