Неклассический актер • Глянцевый журнал «Элитный квартал"

Неклассический актер

В новом сериале «Немцы», премьера которого состоялась в конце апреля, главную роль сыграл Евгений Коряковский. Выход фильма дал повод обсудить с Евгением перспективы киноиндустрии и популярность онлайн-платформ, а также поговорить о том, чем профессия шоураннера интереснее работы режиссера, и существуют ли сегодня возможности для реализации таланта в Ярославле.

 

Евгений Коряковский – актер, режиссер, продюсер. Родился в Ярославле в 1975 году.

Учился на факультете русского языка и литературы Ярославского педуниверситета им. К.Д. Ушинского. Через 3 года ушел, поступив в ГИТИС на курс В.И. Скорика при театре Анатолия Васильева.

В 1997 году основал в Ярославле театр танца «Граффити», в котором 5 лет занимался экспериментами в области танца, графики и литературы.

С 2001 по 2008 годы – актер Театра Луны. В 2007 – 2008 гг. проходил стажировку в театре «Мастерская Петра Фоменко». В 2009 году стажировался в Институте кино и театра Ли Страсберга в США.

Автор сценария и режиссер фильма «Читай, читай» (2015 г.)

 

Евгений, вы сыграли главную роль в сериале «Немцы». Вам лично чем была интересна эта история?

Основой для сериала стал роман Александра Терехова о коррупции в высших эшелонах московской власти. Сам роман (сатирический, судя по рецензиям) я не читал – боялся впасть в его тональность. В сериале все-таки многое по-другому. Название – своего рода метафора захватчиков, очень понятная для двадцатого века. Сейчас захватчиками, с точки зрения писателя, стали коррупционеры. Но в сериале это всего лишь одна из тем. Главная история – о человеке, который сражался с сильными мира сего, пытался выводить их на чистую воду, а в какой-то момент понял, что это не приносит ему дивидендов. У него нет денег на ипотеку, у него ужасные отношения с дочерью, с бывшей женой. У него есть принципы, но он дико несчастлив. И он решает перейти в стан врага – работать на тех, с кем боролся. Это история о внутреннем предательстве, и о том, что с тобой происходит, когда ты совершаешь самое главное предательство – предаешь себя. Понимает ли герой, что это шаг в никуда и дальше будет только хуже, – не знаю. Но мне кажется, что не может не понимать. При всем этом богатстве экзистенций сам сериал не вышел тяжелым. Режиссер Стас Иванов выстроил сюжет таким образом, что в центре есть человеческая драма, а всё вокруг – это такая немного буффонада и даже клоунада, с каким-то гоголевским смехом. И весь этот ядреный коктейль еще пронизывают динамичные сцены горений, взрывов, стрельбы и прочей движухи. Если говорить про жанр, то это такое осознанное падение в ад, но вальсируя, с оркестром, и с кучей фейерверков. Не уверен, что подобный жанр есть в киноучебниках, но, может, будет?

Премьера сериала «Немцы» прошла в рамках 43-го Московского международного кинофестиваля.

Для телепоказа сделана усеченная версия сериала, поскольку сегодня запрещены сцены курения, мат и так далее. Как вы относитесь к таким ограничениям? В западном искусстве сегодня то же самое – предписания, квоты, «новая этика»…

Мне довольно близок манифест латвийского режиссера Алвиса Херманиса, который, правда, я прочитал один раз бегло. Ничего нового, в принципе, но собрано любопытно. [В манифесте, в частности, декларируется свобода слова в театре, право на неполиткорректность, шутки на любые темы и т.д. – Прим. авт.]. Мне кажется, что мир, конечно, сходит с ума. В целом к «новой этике» я отношусь довольно скептически. Но мне почему-то очень сложно про нее говорить. Я всю жизнь чувствовал себя революционером, и мои первые опыты в искусстве всегда были максимально провокативными и максимально жесткими. Даже то, что я делал в Ярославле в качестве танцевальных экспериментов, было почти всегда на грани фола, или даже за гранью. Прошли какие-то двадцать лет, и сейчас всё мое внимание обращено к традиции. Удивительно, правда? Или не удивительно? Мне всегда хотелось защищать слабого. И тогда, когда я был совсем молод, и сейчас. Это осталось неизменным. И если двадцать лет назад слабым было новое, провокативное искусство, и его требовалось защищать, то сейчас слабым я чувствую искусство традиции.

Тот факт, что сериалы всё больше уходят на различные онлайн-платформы, меняет саму индустрию?

Конечно, в сериалах для онлайн-платформ гораздо больше свободы. Сегодня у нас есть очень приличные фильмы, выросло качество продукта, мы научились снимать, есть очень хорошие актерские работы. Но в глобальном смысле у нас не получилось создать хоть сколько-нибудь свою по киноэстетике индустрию. У нового российского кинематографа, на мой взгляд, нет своего лица как такового. Попытка в очередной раз догнать и перегнать Запад – это какая-то заранее проигранная война… это какая-то игра на их эстетическом и культурологическом поле. Наших продюсеров очень радует, когда их проект попадает на Netflix, для некоторых это даже воплощение мечты. И сейчас как будто все более-менее важные проекты делаются с прищуром а-ля Netflix. Уже более-менее понятен список ингредиентов для попадания в эту систему… Вот это как раз любопытно было бы поменять, если такое в принципе возможно, конечно. Нужны ли гипотетическому «Нетфликсу» русские сериалы и фильмы со своей повесткой? Ой, не уверен! Но если вдруг мы сможем создать что-то по настоящему значимое, что-то, что потащит за собой всю индустрию, даже мировую, – тогда это невозможно будет не заметить. Но для этого нужно смотреть не куда-то «туда», в попытке догнать и перегнать, в попытке подражательства – слабого чаще всего. Для этого нужно смотреть честно в зеркало. Проблемы людей интернациональны. И когда ты будешь интересен себе, когда в диалоге с самим собой ты обнаружишь что-то по-настоящему ценное – ты сможешь быть интересен кому-то еще. Другого способа не вижу. А этот трудный. Подражать проще, конечно.

В роли киллера в сериале «Операция Москва».

А как вы принимаете решение – соглашаться на съемки в каком-то фильме или нет?

По-разному. После работы в сериале «Немцы» для меня вообще наступил очень странный момент. В этом проекте я был абсолютно свободен внутренне и работал в какой-то невероятной компании единомышленников – где в унисон с тобой думали, чувствовали, где друг друга любили. Я привык, что меня слышат, что мы все говорим про одно, что всё кругом отзывается, рифмуется, что у нас общая система координат. Вроде все вместе работаем, а вроде и как просто потусить клево вышли. Подобные взаимоотношения – довольно большая удача в кино. Теперь я всё автоматически сравниваю с этим опытом, и работать в других проектах мне стало тяжелее. Капризничаю, видимо. Или старею. Вообще, актерская профессия забирает такое количество сил, которые раньше я готов был ей отдавать, а сейчас, видимо, нет. Хочется немного и себе оставить, на простую и понятную жизнь – дача, мама, собака, писанина… А то после «Немцев» мне практически была нужна реабилитация. Сразу после съемок я ужасно разболелся и почти месяц пластом валялся, настолько был истощен физически и эмоционально.

Что тогда держит в этой профессии?

Да не то чтобы держит… Хотя, конечно, и держит тоже… Не знаю, как объяснить. Вообще, я не собирался быть артистом. Я учился на филфаке в Ярославском педагогическом. У меня не очень хорошо получалось, потому что я не ожидал, что так много надо будет заниматься языкознанием, учить латынь и всё такое. Мне казалось, я буду читать книжки и высказываться по этому поводу, и мы будем долго дискутировать о прекрасной литературе с прекрасными преподавателями и однокурсниками. А может быть, я и сам буду что-то писать. Но учеба была по большей части скучнейшей штукой, где я сам себя развлекал постановками спектаклей за зачет по мировой художественной культуре, например. А когда заканчивал 3-й курс, вдруг умер мой дедушка в Москве, на плановой операции. И мы поехали его хоронить. Отпустили меня на неделю, похороны заняли два дня, и у меня оказалось 5 свободных дней в Москве. Как-то я гулял, и ноги принесли меня в ГИТИС, где я увидел кучу сильно нервничающих подростков. Мне стало любопытно: а смогу ли я пройти отбор? В отличие от других я не нервничал, потому что у меня было всё более-менее определено – я же будущий учитель литературы и русского языка. Я прочитал несколько стихотворений своих друзей по институту, выдав их за свои зачем-то, – и меня сразу же позвали на конкурс. Я очень удивился! Пошел в Щепку, перепроверить. Там произошло то же самое. И я решил: о’кей, товарищ судьба, я тебя понял – пожалуй, побуду артистом. Я до сих пор не совсем уверен, что это моё. Да, я всё это умею. Понимаю. И даже люблю! Но каким-то классическим актером я себя всё равно не чувствую. Мне мало быть только артистом, вот.

Сериал «Ростов», в котором Евгений Коряковский сыграл сотрудника ЧК, снимался в Ярославле.

Почему тогда не уйдете в режиссуру? Уже есть опыт, и ваш первый фильм «Читай, читай» ряд кинокритиков оценил очень высоко.

Собственный режиссерский опыт был довольно сложным. Первый фильм я монтировал 5 лет, и он меня выпотрошил довольно сильно. Второй я пока так и не доделал. Я, конечно, доделаю, но сейчас даже не понимаю, когда. Это такое мистериальное кино, половина фильма документальная, половина – игровая. Так придумано. И это важно. Но фильм до сих пор не смонтирован, потому что мы так и не нашли способа соединить эти два киноязыка. У нас очень много специалистов, которые круто монтируют игровой материал, очень много специалистов, не менее круто монтирующих документальный материал. А вот тех, кто мог бы эти пласты, эти языки сшивать, – пара человек в стране. Я даже в Эдинбург ездил на питчинг искать режиссеров подобного монтажа, вроде даже нашел, сейчас ведем переписку.

А сегодня мне ближе всего работа шоураннера. Это человек, который придумывает киноисторию. Он может написать сценарий целиком, а может – лишь наметить главное. И эту историю потом создают сценарист, режиссер, актеры. А шоураннер смотрит, насколько мир кино или сериала получается по-настоящему аутентичным. Вот это мне интересно – стоять в начале совершенно нового мира, а потом наблюдать за его воплощением, видеть, как всё наполняется кровью, плотью, цветочками, фактурой, подробностями, как всё растет и живет. Сейчас у меня есть несколько сценариев. Ведутся переговоры. Давно ведутся. Мне страшно просто продать сценарий – его перепишут, скорее всего, и это уже будет какая-то совсем другая история. Не моя. Поэтому на несколько предложений «продать историю» я ответил отказом.

В частности, готов сценарий сериала про балет. Мне очень хотелось высказаться на эту тему. У меня довольно сложное отношение к балету, где, с одной стороны, прекрасные нимфы, совершенные создания, почти богини, а с другой – жесточайший отбор чуть ли не по форме черепа, не сложившиеся судьбы, трагедии, куча болезней…

Это своего рода посвящение вашей маме?

В каком-то смысле да. Но это не биографический фильм. Хотя у мамы очень интересная история с танцем. Мама родом из простой деревенской семьи. В их деревне однажды оказался сосланный из Москвы артист балета. Никто не знал, за что его сослали, слухи ходили разные. И он набрал танцевальный класс среди детей обеспеченных крестьян. У мамы не было денег совершенно, семья жила довольно бедно. И она приходила в дни занятий к избе, где шли репетиции, подглядывала в окно и всё повторяла – но только ножкой по земле, а не по полу. И как-то этот артист ее заприметил, умилился ее желанию танцевать, позвал на класс, и она была единственной, кто занимался бесплатно. Этот странный мужик настолько хорошо ее обучил, что мама смогла поступить в Кемеровский институт культуры на балетное отделение. А после окончания она 2 сезона танцевала на профессиональной сцене. Не главные партии, конечно, но все же. Потом приехала в Ярославль что-то ставить в народный театр балета – были раньше такие, где занимались танцем люди после работы на заводе, а государство это поддерживало. И мама осталась в Ярославле… Больше 40 лет она преподает в детской школе искусств на Горвалу. И это, конечно, фантастическая история, когда ты в 7 лет влюбляешься во что-то, и на протяжении всей жизни это что-то остается твоей главной любовью. Мама и сейчас на балет смотрит так же восторженно, как та семилетняя девочка возле избы ссыльного танцора. Я горжусь невероятно! И завидую немного.

 

На съемках сериала «Немцы».

В свое время вы создали в Ярославле театр танца «Граффити», участвовали в организации фестиваля «Искусство движения». И все эти проекты закончились. Согласны ли вы с мнением, что в Ярославле не приживаются новые формы и вообще нет по-настоящему творческой среды для реализации таланта?

Среда зависит от людей. В середине – конце 1990-х в Ярославле как-то одновременно стало очень много всего происходить. У нас, например, было огромное количество танцевальных театров в городе, хотя по всей стране их было не более двух десятков. А фестиваль «Искусство движения» вообще считался лучшим фестивалем современного танца в России. И всё это делали в каком-то смысле фанатики, работали бесплатно. Мне тогда лишь изредка удавалось заработать деньги искусством, чаще педагогикой. Такое сегодня просто невозможно, мне кажется. Условия жизни другие. Никто не будет бесплатно годами делать искусство только потому, что не может этого не делать. Я не понимаю сейчас, на что мы жили тогда, на что удавалось делать костюмы и декорации. Но делали же. И выпускали спектакли. И вообще жили какой-то невероятно насыщенной жизнью в городе.

Сейчас Ярославль притих. Болеет? Обиделся? Не хочет говорить? Нечего говорить? Некому говорить? Не знаю. Но действительно есть такое ощущение, что в Ярославле сейчас ничего не происходит. И никто не задерживается. Ярославль как гнездо, в которое приятно возвращаться птенцам, но жить эти птенцы тут больше не хотят. Это как-то грустно. И еще я не вижу, куда Ярославль стремится, не понимаю его целей. Постоянная апелляция к древности? Ну, да. Но ведь мы и эту древность не очень-то храним. Сейчас у города какой-то период затишья. Надеюсь, это не затишье перед бурей, а такое беззвучие перед рассветом. Птицы проснутся вместе с солнцем – и ага!.. У меня просьба, можно? Если вдруг вы прочитали эти мысли по поводу Ярославля, и вы понимаете, почему происходит так, как происходит, и, может быть, знаете, как всё исправить, – напишите мне в социальных сетях, ладно? Авось, чего вместе и придумаем? Я готов точно!

Текст: Лора Непочатова
Фото: Мария Павловская, из личного архива Е. Коряковского, кадры киносъемок предоставлены компанией НТВ