Непреходящая память о войне

С 19 лет Михаил Николаевич Пеймер командовал взводом «катюш». Прошел путь от лейтенанта до капитана. В конце войны, в 22 года, он уже командовал батареей. Михаил Николаевич участвовал в Сталинградской битве, освобождал Белоруссию и Литву, громил гитлеровские войска в Восточной Пруссии, был награжден множеством медалей и орденов. Даже сейчас он помнит события тех прошлых страшных лет до мельчайших подробностей.

О воспоминаниях и Сталинградской битве
Вы не удивляйтесь, как глубокий старик, без всяких дневников, без чьих бы то ни было подсказок, помнит имена, номера частей, даты. Мне иногда кажется, что я болен непреходящей памятью о великой войне.

Когда о войне говорят сейчас,
Для них это просто четыре года.
Им невдомек, что это для нас
Жизнь без остатка всего народа.

72-й Гвардейский полк реактивных орудий «катюша», в котором я после окончания военного училища командовал огневым взводом, а позже помощником командира батареи, весной 1942 года воевал на Брянском фронте. И Западный фронт, и Брянский после стремительного наступления наших войск зимой 1941-42 годов под Москвой стабилизировались, перейдя в активную оборону. Мы с волнением читали сводки с Юго-Западного фронта и знали уже о неудачном наступлении, об окружении войск в Харьковском котле и о прорвавшейся огромной группировке неприятеля и стремительном его наступлении на Сталинград и Северный Кавказ.

В числе многих соединений и частей и наш полк был спешно переброшен на берег Волги. Выгружались мы прямо в степи, севернее Сталинграда, и своим ходом добирались до переднего края, оставив тылы севернее Тракторного завода в Латошанке. Степь в Сталинграде изрезана оврагами-балками. В одной из них, балке «Хуторная», мы обосновались надолго в боевых порядках 66-й и 1-й Гвардейской армии. Лето было невероятно жарким и сухим. Нам сразу же пришлось отказаться от тактики нанесения ударов, принятой в Подмосковье. Здесь не было лесных массивов, не было дорог для таких маневров, не было времени для их выполнения. В обратном скате балки солдаты всю ночь копали аппарели (пологая площадка, насыпь или платформа для подъема/спуска техники и оружия) для орудий и тщательно маскировали позицию. С этих позиций мы долбали немцев, отвлекая на себя значительные силы, давая возможность окруженной 62-й армии сгруппироваться, получить пополнение и стоять насмерть, не пуская врага к Волге. Скажу только, что ни до Сталинграда, ни после я не видел такого накала боя. Это была не просто война, это было какое-то оголтелое сражение всеми доступными средствами. За эти 200 дней сражения от конца июля и до 2 февраля мы теряли в среднем только убитыми более 5 тысяч солдат и офицеров в сутки. Причем основные потери несли в августе-октябре. Но я заверяю вас, что сломлены мы не были. Наоборот, чем больший напор осуществлял враг, тем больше мы давали отпор, проявляя, без всякого преувеличения, массовый, небывалый героизм. После коротенькой ночной передышки войска были готовы на самые невероятные подвиги. Немцы несли ничуть не меньше потери, если не большие.

Представляете, какой восторг царил в войсках 19 ноября 1942 года, когда фланг немцев с двух сторон были нами прорван, и огромная армия фашистов оказалась в котле. Добивали мы хваленые войска Фон Паулюса методично, уверенно, по-хозяйски. Теперь немцы несли огромные потери, нередко по ночам выходили с поднятыми руками к нашим окопам.
Второго февраля прозвучала, наконец, команда о прекращении огня. Немцы капитулировали, сдались в плен. Это был оглушительный разгром. Нужно было жить в ту пору в нашей стране, чтобы понять величие свершившегося. А мы оглохли от наступившей тишины, медленно вылезали из блиндажей и окопов, как усталые рабочие после длительного аврала и рутины. По-настоящему мы поняли свою победу, когда полк был доставлен в Москву на переформировку, а москвичи встречали нас приветственными криками и рукопожатиями. Когда уже потом началась операция по освобождению Белоруссии и Литвы, в которой мне довелось принимать участие, я вспоминал бои за Сталинград, как великое героическое сражение, начисто лишившее фашистскую Германию инициативы, сражение, заложившее основу окончательной Победы!

От имени моего жертвенного, но великого поколения, которого осталось уже очень мало. От имени участников битвы за Сталинград завещаю вам, внуки и правнуки, наши мечты в окопах Сталинграда. А мечтали мы не о шикарных коттеджах во Флориде и Испании, не о возможности жить в респектабельных районах Лондона, Парижа или Манхэттена, не о валютных вкладах в европейских банках. Мы мечтали о Победе, о восстановлении разрушенных городов, о превращении страны в общий цветущий парк Победы. Мечтали о любви, о будущих семьях, о детях. И еще мы мечтали, что после нашей победы страна будет свободной, ни от кого не зависящей великой державой. Смотрите же, не расплескайте наши мечты, не предайте их забвению, доделайте, добавьте свое и передайте по эстафете грядущему поколению!

 

Героям, павшим за Сталинград,
Пиджак вынимаю, как на парад,
На нем чешуя орденов и медалей.
В ладонях сжимаю «За Сталинград»,
Командую: «Смирно» – и замираю…
Полгода от августа до февраля,
Полгода смертей и кромешного ада!
Полгода ни утра, ни ночи, ни дня
Без скрежета, грохота, канонады.
Бомбовый визг и рев самолетов,
Даже не слышно разрывов мины;
Хрип из навечно простуженных глоток
Остервенелый, неукротимый.
Команды не слышно за грохотом боя.
Взгляд командира: «Вперед, ребята!»
Рывок впятером… Осталось трое…
«Ложись!» – в ожидании контратаки…
Забыты обиды и «тридцать седьмой»,
«Враги» и «чекисты» в одной траншее.
Сперва разберемся с этой войной,
Потом – ордена, а кому – по шее.
Немцев встречаем кинжальным огнем,
Живые топчут погибших, как стадо.
Мы бьемся за землю отцов, за свое,
А фрицам какого черта здесь надо!
Всех не убить, как бы смерть ни косила,
Строй заполняется вместо упавших.
Мы защитим тебя, Мать-Россия,
Это священное дело наше!
В этот день февраля заступаю на Пост.
Я на вахте живых, в карауле на тризне.
Подвиг ваш и велик, и прост:
Бескорыстная верность Отчизне!

Михаил Пеймер