Интервью с неравнодушными людьми

Заниматься благотворительностью уже не только не ново, но и  не модно. Заниматься благотворительностью теперь нормально. Завсегдатаи соцсетей собирают «с миру по нитке» на операции тяжелобольным детям, любители животных спасают от голода бездомных собак и кошек, волонтеры развлекают концертами бабушек и дедушек в Домах престарелых, энтузиасты убирают мусор в парках, проводят субботники в больницах, устраивают экскурсии для инвалидов-колясочников, разыскивают пропавших детей. «Элитный квартал» встретился с неравнодушными людьми, которые в свободное время помогают другим, и узнал, зачем им это нужно. Кроме того, мы составили тест, который поможет любому читателю найти себе доброе дело по душе и возможностям.

Проект «Другие возможности» работает уже около двух лет. Его участники – молодые ребята с ДЦП. Они знают друг друга с детства: раньше они вместе отдыхали в санатории «Скобыкино» и теперь регулярно встречаются с помощью волонтеров, которые помогают насытить эти встречи событиями и новыми впечатлениями, задают вектор для бесед и учат ребят быть более уверенными и самостоятельными. Именно в этом главная цель проекта – помочь социализации и развитию самостоятельности людей, многие из которых прикованы к инвалидной коляске и не могут из-за болезни координировать свои движения, но хотят жить полноценной жизнью и быть частью общества.

Елена: Для меня все началось со встречи со Светланой Николаевной Лягушевой, возглавляющей Фонд милосердия и здоровья в Ярославле. Она познакомила меня с ребятами с ДЦП, которые в детстве отдыхали и практически круглый год жили в санатории «Скобыкино», при неврологическом отделении 3-й детской больницы. После того как санаторий закрыли, а дети достигли совершеннолетия, они старались встречаться хотя бы раз в год, в новогодние праздники. Для многих из них, передвигающихся с большим трудом, на инвалидных колясках, это была единственная возможность выбраться из дома. Светлана Николаевна как раз и помогала родителям ребят в организации новогоднего праздника.

После этой встречи я и мои друзья решили участвовать в жизни этих людей. Со временем у нашей стихийной деятельности появилась конкретная цель – социальная интеграция молодых людей с ДЦП. К нам присоединилась Юля Кривцова. В марте 2013 года с этим проектом мы выиграли грант Департамента труда и социальной поддержки населения. Сейчас мы встречаемся, как минимум, раз в месяц, а иногда получается и чаще.

Юлия: Первый год работы проекта наши действия были направлены в основном на то, чтобы организовывать ребятам досуг, развлекать их. До этого никто из них, например, не был на Дне города, а многие даже не гуляли по набережной. Теперь у наших встреч более практичные цели: мы хотим научить этих уже совсем взрослых людей самостоятельности, желанию не только брать, но и отдавать, делать что-то посильное для окружающих людей.

Не все ребята, привыкшие к тотальной опеке со стороны мам, охотно восприняли эти импульсы. Ведь у них совсем нет привычки брать на себя ответственность, проявлять инициативу. Не все готовы прилагать усилия, чтобы, например, что-то подготовить к следующей встрече или самостоятельно купить билет в кассе театра. Хотя есть среди них и «делатели». Например, одна из участниц проекта – Вера – администрирует несколько групп «Вконтакте», готовит к встречам презентации и даже помогает желающим осваивать компьютерные программы. Еще одна девушка – Катя – работает диспетчером в колл-центре МЧС, переписывается с друзьями, любит путешествовать.

Елена: Участники проекта – не только ребята с ДЦП и их родственники, но и все желающие получить уникальный опыт общения с людьми с ограниченными возможностями. Поверьте, этот опыт переворачивает представление о жизни. Никто из нас не может ощутить, с какими проблемами вынуждены сталкиваться эти ребята и их мамы изо дня в день. При этом они глубокие, чувствующие, думающие люди с собственным видением мира. И это открытие «застает врасплох» не только волонтеров, но даже психологов, которые работают в нашем проекте. Получается, что проект существует не только для инвалидов, но и для нас – «здоровых людей», и не известно, кому он помогает больше.

Проект показывает, как все участники раскрываются и меняются, независимо от их физических возможностей. Особенно это заметно во время занятий с психологом и камерных встреч ребят со сверстниками-волонтерами, походов в кафе или прогулок маленькими группами. Мы также планируем организовать занятия с психологом отдельно для мам, потому что их тоже надо учить давать ребятам свободу, не испытывать неловкости за них, избавляться от многолетней привычки жить обособленно от остального общества.

Юлия: Мы рады помощи в любом виде. Денежные пожертвования можно перечислять через Фонд милосердия и здоровья. Но, пожалуй, еще нужнее нам помощь, связанная с участием. Многие участники проекта не могут передвигаться по городу самостоятельно. Главная задача для них – начать выходить из дома в среду, где такое количество барьеров и сложностей. Я обращаюсь к ярославцам, у которых есть свой автотранспорт или свободное время: предложите помощь людям с ограниченными возможностями. Помогите им добраться до поликлиники, пообщайтесь с ним в кафе, пригласите на концерт или в парк.

Это касается не только нашего проекта. Оглянитесь вокруг. В вашем доме наверняка тоже живут инвалиды. Подойдите, поинтересуйтесь, чем вы можете им помочь. В Европе я встречала в парках людей, сопровождающих на прогулке инвалидов-колясочников – не потому, что это их родственники, а просто проявление доброты и участия там является нормой. Елена Кондрашова постоянно берет кого-то из ребят с собой на концерты, в театры. Для нее это не сложно, а для них так важно! Пожалуйста, следуйте этим прекрасным примерам. Благотворительность – это не деньги, а искренняя потребность проявить заботу.

Один из нескольких городских приютов для безнадзорных животных уже 4 года существует полностью на деньги волонтеров и немногочисленных спонсоров. Государственной поддержки «Ковчег» не получает и не получал. Почему? Потому что является приютом ограниченного типа. Здешним «постояльцам» сохраняют жизнь, а не усыпляют после трехдневной передержки, если не удалось пристроить собаку за этот срок, как делают в приютах неограниченного типа. В результате получается, что приют не может обеспечить «поток» приема животных, а значит, как считает городская администрация, не является ценным для города. Если город и готов вкладываться в приюты, то не в сохранение жизни обездоленным псам, а в очистку от них улиц. Такой подход руководители «Ковчега» считают несправедливым и от принципов своих не отказываются.

«Ковчег» был организован группой единомышленников, которые через Интернет пристраивали подобранных на улице собак. Потом возникла идея создать приют, скинулись деньгами. Сейчас в приюте постоянно живут 79 собак плюс еще несколько животных находятся на домашних передержках у волонтеров. За животными ухаживает наш сотрудник – его услуги, как и услуги ветеринаров, оплачивают сами волонтеры.

За государственной помощью мы обращались не раз. Однако год из года получаем отписки. Деньги город выделяет только на усыпление собак – их отлавливают, передерживают несколько дней, а потом усыпляют. Более того, в настоящее время их, как правило, усыпляют прямо на месте, без всякой передержки. Мы этого принципиально не делаем, потому что наша цель – помочь бездомным животным выжить, а не властям избавиться от них. Недавно я участвовала в межрегиональной конференции волонтерских организаций, помогающих бездомным животным. И была очень удивлена, узнав, что во многих регионах государственную поддержку получают, в том числе, и приюты ограниченного типа, каким является и «Ковчег». Единственное, чем нам помогал город, — это изготовление полиграфии и оформление информационных тумб для массовых мероприятий.

Из того места, где приют расположен сейчас, нас в любой момент могут попросить выехать. Не представляю, что мы тогда будем делать. Собакам нужен простор, их нужно выгуливать, им необходимо общаться друг с другом и с людьми, чтобы не замкнуться и не одичать, потому что в противном случае их становится практически невозможно пристроить.

У многих ярославцев совершенно неправильное представление о приюте. Они думают, что это диспетчерская с горячей линией. Нам часто звонят и говорят: «Мы подобрали собаку – приезжайте, забирайте». А если мы вынуждены отказать, в ответ нередко сталкиваемся с агрессией и грубостью. На самом деле у нас нет ничего, даже своей машины. Все телефоны сосредоточены в моих руках и руках волонтера Инны. Доставить собаку в приют – проблема. Поэтому больше всего нам нужна помощь с транспортом. Мы очень просим: если вы подобрали собаку, помогите с доставкой ее в приют. Кроме того, приветствуется кураторство подобранной собаки во время ее пребывания у нас, а также любая волонтерская и финансовая помощь. Сбор средств мы объявляем всегда под конкретную собаку. За все поступившие средства отчитываемся перед Минюстом и Налоговой службой, а также выкладываем в Интернете чеки.

Расходов очень много, мы едва сводим концы с концами. Помимо коммунальных услуг и аренды, большие суммы идут на питание животных, ветеринарные услуги и медикаменты. Некоторые приюты стараются сэкономить за счет того, что, например, кормят своих животных пищевыми отходами из детских садов и других социальных учреждений, а за ветеринарным обслуживанием обращаются к стажерам и студентам. Мы принципиально работаем по-другому. Наши собаки питаются кормами. Что до ветеринаров, то мы обращаемся только к квалифицированным врачам, потому что попытки сэкономить часто влекут за собой осложнения после операций, а это и лишние страдания для животного, и лишние траты для нас.

Собаки отдаются только по договору, который заключается в двух экземплярах. Сотрудники приюта оставляет за собой право иногда посещать собаку и проверять, в каких условиях она содержится. В случае несоответствия реальных условий, указанных в договоре, мы имеем право забрать собаку. Есть у нас и «черные списки» недобросовестных и злоупотребляющих алкоголем владельцев. Мы любим наших животных, и нам не все равно, в какие руки они попадут.

У всех волонтеров есть основная работа и практически нет свободного времени. Но за все эти 4 года ни один человек не оставил работу в приюте без «уважительной причины». Люди втягиваются и уже не могут жить без эмоциональной подпитки, которую дает общение с этими искренними животными.

Журналист Елена Мейзан не состоит ни в каких общественных организациях и свою социальную миссию предпочитает выполнять в одиночку. Три года назад на интернет-форуме yarportal.ru девушка объединила людей, готовых прийти на помощь тем, кому срочно требуется донорская кровь. Когда любое промедление может стоить жизни, она дает надежду самым отчаявшимся.

Первый раз я сдала кровь на первом курсе университета. Мне было 17 лет, а по закону быть донорами могут только совершеннолетние. Пришлось слегка приврать: к счастью, паспорт не требовали. Вузовские Дни донора я старалась не пропускать, а причитавшимися выходными, как и другие студенты, закрывала прогулы по физкультуре.

Я долго смотрела на объявления о срочном поиске доноров на местном телевидении, в Интернете и однажды подумала: наверняка кругом полно людей, готовых прийти на выручку. А значит, нужно как-нибудь объединить их, чтобы родственники больных максимально оперативно находили доноров. Тогда я была зарегистрирована на форуме yarportal.ru и предложила всем желающим войти в базу доноров. Работает электронная картотека так: в специально отведенной теме на форуме добровольные доноры указывают свою группу крови и резус-фактор, а мне в личку присылают контактную информацию. Родственники больных заходят в тему и смотрят, есть ли подходящие доноры. Они могут сами попросить их о помощи или обратиться ко мне за номерами телефонов, чтобы ускорить процесс.

Самое сложное – найти время, чтобы помочь всем. Бывают дни, когда мне звонят или пишут сразу несколько человек. О каждом больном я распространяю информацию в социальных сетях, в Твиттере. Кроме того, нужно успевать поддерживать обратную связь с донорами: помечать, у кого отвод от кроводачи, кто выбыл по каким-то причинам, вносить новые контакты и так далее. На «пятерку» я не справляюсь, но то, что в моих силах, делаю.
Сейчас в моей базе около 400 человек. Востребованы абсолютно все группы крови и резусы. За кровью для пострадавших в авариях ко мне обращаются редко. В основном, я работаю с онкобольными. Количество людей с раковыми заболеваниями постоянно растет, ежедневно им требуются вливания тромбоцитов. Кто-то входит в ремиссию, кому-то доноры продлевают жизнь на несколько месяцев или лет. Знаю ребят, которые, дай Бог, выкарабкались. У молодой мамы Лены Айзатуллиной была диагностирована лимфома Ходжкина. Она, наверное, года полтора провела в больницах. Сейчас у нее все наладилось. В свое время на ее беду откликнулось огромное количество доноров.
Помощников у меня нет: подходящие кандидатуры пока не попались. Во-первых, открыть доступ к базе я смогу только тому человеку, в котором буду уверена на сто процентов. Во-вторых, с родственниками больных не всегда получается поддерживать связь через Интернет, а на СМС и звонки не каждый готов тратить свои деньги. В-третьих, важно уметь разговаривать с людьми – и с теми, кто нуждается в помощи, поскольку часто ко мне обращаются с последней надеждой, и с теми, кто хочет помочь, так как их нужно консультировать по правилам кроводачи и прочим организационным моментам. О корысти, естественно, не может быть и речи: за все время работы я не приняла никакой благодарности, кроме слов признательности.

Как-то раз мне пришлось иметь дело с мошенниками: они якобы искали кровь для маленького ребенка. Если бы люди позвонили на указанный ими номер, то с их счета списали бы деньги. Иногда я обращаюсь на областную станцию переливания крови, чтобы получить подтверждение, что тот или иной больной действительно существует. Но как таковой обмен информацией мы не ведем. Я общалась с заведующей одним из отделений станции. Она про базу ничего не знала, была очень удивлена и, похоже, так и не поняла, как это работает.

Социальной рекламы донорства у нас нет, поэтому многие по-прежнему мыслят стереотипами, что, мол, сдавать кровь вредно, что оборудование нестерильное. Это неправда. На областной станции переливания крови чисто и уютно, приветливый персонал. Хотя есть другие трудности: станция находится в Брагино, в самом конце Тутаевского шоссе. А тромбоциты, которые чаще всего нужны, можно сдать только там, спецаппаратуры больше нигде нет. Станция работает только в будни. Чтобы занять очередь и управиться побыстрее, нужно приехать к 7:30. Количество доноров, на мой взгляд, вырастет, если работодатели будут одобрять, что их сотрудники сдают кровь. Сейчас многие отказываются, потому что их не отпускают с работы. А конфликтовать со своим руководством никто не хочет.

В этом году в связи с поправками в законодательство во многих регионах отменили выплаты донорам. В нашей же области они остались. Людям, которые сдают кровь, нужно потратиться на общественный транспорт, после процедуры – хорошо пообедать, чтобы восстановить силы. Я за то, чтобы государство поддерживало добрые дела,  но категорически против того, чтобы доноры брали деньги у родственников больных. Это не коммерческая деятельность, а человеческая взаимовыручка: сегодня помог ты, а завтра помогут тебе.

Уже почти 25 лет в области работает Фонд милосердия и здоровья – крупнейшая благотворительная организация в регионе. В рамках двух своих основных программ – «Сердоболие» и «Больное детство» Фонд помог тысячам людей, в том числе и с дорогостоящим лечением за рубежом. Руководитель ярославского отделения организации Светлана Лягушева считает, что благотворительная деятельность не должна быть стихийной, а всех «людей доброй воли» нужно организовывать, а действия – координировать. В противном случае мы имеем грузовики с просроченной гуманитарной помощью, пропавших без вести волонтеров, сбор средств на услуги шарлатанов и шквал «токсичной благотворительности».

В нашей стране, в отличие от Запада, благотворительной деятельности на протяжении почти целого века практически не существовало. В 1989 году, когда был основан Российский фонд милосердия и здоровья, а затем появилось его ярославское отделение, понятия «благотворительность» и «милосердие» воспринимались большинством людей как архаизм, нечто из царских времен. Нам приходилось заново объяснять ярославцам, что нуждающиеся в помощи всегда были и будут.

За более чем 20 лет отношение к благотворительности стало другим. Сегодня, хотя мы и работаем с крупным бизнесом, главные наши жертвователи – именно простые ярославцы. Очень часто приходят помочь люди, которым ранее помог Фонд. Я всегда говорю, что на пожертвования можно и новый мост через Волгу построить – только нужна идея, которая зажжет и объединит людей.

С представителями бизнеса у Фонда тесные отношения. У нас есть постоянные многолетние партнеры, есть «разовые» благотворители. Руководители некоторых компаний просят не упоминать нигде о факте помощи Фонду, поскольку боятся, что к ним выстроится очередь с протянутой рукой. Кто-то, наоборот, рад огласке. Кто-то, не успев помочь, сразу спрашивает, что мы можем сделать или дать взамен – с такими «благотворителями» мы, как правило, расстаемся. Меня очень радует, когда я вижу, что руководители и предприниматели, влиятельные и состоятельные, действительно искренне откликаются на наши обращения, участвуют в проектах, хотят что-то изменить, а не соревнуются с конкурентами в «показной доброте».

Характер помощи сейчас изменился: от крупных организаций мы получаем в основном безналичные переводы. А в 90-е, нам и квартиры дарили, которые потом реализовывались на специальных государственных аукционах. Раньше оборудование для больниц получали из Европы, часто бывшее в употреблении – ярославские медики были рады, потому что у них не было ничего. Сейчас, конечно, государство обеспечивает медицинские учреждения таким оборудованием, о котором 20 лет назад мы и мечтать не могли.

Если ко мне приходит представитель бизнеса и говорит, что готов оказать финансовую помощь, я не предлагаю просто перечислить какую-то сумму, а рассказываю ему о конкретных проектах, чтобы он понимал, в чем именно участвует и кому именно помогает. Больше всего желающих помочь больным детям. Однако и тут у людей есть свои демотивирующие соображения. Например, многие отказываются помогать больным с ДЦП, потому что «это все равно неизлечимо». А между тем, у нас в городе есть талантливейший мальчик с ДЦП, который, во многом благодаря реабилитационной программе, оплачиваемой Фондом, не только борется с тяжелой болезнью, но и занимается творчеством: снимает фильмы и мультфильмы, является лауреатом сочинского «Кинотаврика», и его уже заметили в Голливуде.

Многодетным семьям помогают с неохотой, потому что «они сами создали себе проблемы, не надо было столько рожать». Для меня это звучит странно, я сама мать пятерых детей. У нас есть семья, где 11 детей, и общение с этим счастливым семейством просто переворачивает жизнь молодых людей из числа волонтеров, кардинально меняет их представления о семье и отношениях между детьми и родителями. Молодые люди возвращаются из этого дома с желанием создать семью и воспитывать детей.

Мне нередко приходится высказываться по ситуации с детскими домами. Одна из моих реплик, вырванная из контекста и перевернутая с ног на голову, даже получила скандальную известность в Интернете. Однако я продолжаю настаивать на том, что детским домам сегодня нужны не деньги, а эффективные программы социальной адаптации. На каждого воспитанника детдома государство сегодня в год выделяет гораздо больше денег, чем среднестатистическая ярославская семья может позволить себе потратить на собственного ребенка. Съез-дите в любой детский дом области. Вы увидите, что этих ребят кормят и одевают уж точно не хуже, чем домашних детей. Нет там проблем ни с игрушками, ни с мебелью, ни с техникой. Мой знакомый предприниматель решил подарить одному детскому дому компьютер – это был девятый компьютер в учреждении, где воспитывается 16 детей!

Что действительно нужно этим детям – так это навыки самостоятельной жизни, которых они не получают. Детдома часто выпускают социальных иждивенцев, потребителей, взрослых людей с психологической зависимостью от государственной помощи. После детдома они идут в училище, а после училища просто встают на биржу труда, потому что государство платит безработным сиротам пособие, сопоставимое со средней зарплатой по Ярославлю. Ко мне недавно пришел 32-летний парень и стал просить дать ему хоть что-нибудь, потому что он сирота.
Фонд милосердия и здоровья всегда эффективно сотрудничал с властью. Как человек, давно работающий в этой сфере, а теперь еще и как представитель власти, я могу заверить вас: благотворительность нуждается в грамотном государственном регулировании. Скоро заработает благотворительный совет при губернаторе, и мы сможем еще более эффективно координировать благотворительную деятельность в регионе.

Без профессионального регулирования любые благие намерения могут обернуться бессмысленной тратой средств и еще большими проблемами. Возьмем наводнение в Крымске. Люди сами, по собственной инициативе собирали вещи и транспортировали их, это прекрасно. Но многие не сочли нужным согласовывать это с какой-либо из благотворительных организаций, занимающихся поставками гуманитарной помощи, и даже просто осведомиться, что именно нужно отправлять. В результате нам приходилось еще и как-то избавляться от тонн просроченных продуктов и лекарств, а также совершенно ненужных пострадавшим вещей. Другой пример: после гибели команды «Локомотива» родственникам многих погибших, далеко не все из которых являлись богатыми людьми, требовалась финансовая помощь. Оказать ее можно было в гораздо большем размере, если бы хоть десятая часть принесенных жителями цветов и мягких игрушек была передана деньгами.

Отдельно хочу сказать про волонтерство – это не должно быть прихотью, забавой. Волонтеры – это люди, за которых кто-то должен нести ответственность, и это не стихийно собранные группы, объединившиеся в соцсетях. Их необходимо обучать и организовывать, в противном случае от них будет больше проблем, чем помощи. Известны случаи, когда «самодеятельные» волонтеры уходили искать пропавшего ребенка и сами терялись. Спасатели находили ребенка, а потом вынуждены были на вертолете разыскивать тех, кто его искал. В тот же Крымск люди отправлялись без каких-либо навыков, без прививок и не имея представления о ситуации. В результате, когда они приезжали и видели целые улицы воды вперемешку с грязью и полуразложившимися трупами животных, им самим требовалась помощь.

В последние годы в Интернете появилась так называемая «токсичная благотворительность»: мошенники собирают средства для несуществующих больных детей или просто призывают людей звонить по платным «голодным телефонам». Почему процветает подобное мошенничество? Потому что нет должного регулирования сбора средств на благотворительные цели, а у жертвующих нет желания: прежде чем набрать номер или сделать перепост, надо проверить, кому они собираются помочь. Мошеннические номера проверяются через поисковик очень просто. А от более сложных ловушек можно обезопасить себя только одним способом: прежде чем перечислить деньги, особенно по объявлениям в соцсетях, запрашивайте документы, подтверждающие, что данному ребенку действительно нужна дорогостоящая операция за рубежом.

Даже у больного малыша могут быть честные и нечестные родители. Бывают случаи, когда родители собирают деньги, имея направление на бесплатную операцию. Я помню случай, когда ребенок погиб, а родители продолжали собирать средства на его «лечение».
Людям, нуждающимся в помощи, я настоятельно рекомендую обращаться в наш Фонд или другие благотворительные организации. Мы помогаем и с оплатой лечения, и с подбором медицинских учреждений, в том числе зарубежных. Родители, которые сами собирают деньги и ни с кем не советуются в выборе зарубежной клиники, не застрахованы от того, чтобы в чужой стране оказаться в руках шарлатанов – такие примеры мне тоже известны.

Если вы решили заняться благотворительным сбором средств, регистрируйте некоммерческую благотворительную организацию. Кстати, закон Ярославской области о благотворительной деятельности принят в 2012 году. А сегодня мы с вами видим ящики для сбора денег, установленные по всему городу людьми, не имеющими на это права, десятки людей, собирающих пожертвования на лечение больных детей, помощь многодетным семьям. Это прямое нарушение российского законодательства.

Меня часто спрашивают про самое крупное и самое маленькое пожертвование. Через наш жертвенник люди и копейки кладут. А самое маленькое задокументированное пожертвование составило 3 рубля – оно поступило от ученика первого класса очень отдаленной сельской школы. Возможно, это были все его карманные деньги, но он счел, что нужно их отдать на благотворительность. Вот это очень ценно.