В поисках сенсации: приключения столичного репортера в Ярославле 1880-х годов

Российская провинция всегда оставалась для москвичей и петербуржцев иной реальностью, непостижимой, но притягательной. Избы и сонные городки, мелькавшие за окнами экипажа, представлялись жителям суетных столиц лубочной картинкой, где в каждом штрихе – исконная, «сермяжная» правда. Казалось, где как не в провинции искать разгадку русской души? Именно так рассуждал и питерский журналист Иосиф Колышко, ступая на ярославский перрон зимним утром 1887 года. Нашел ли он ответ на свои вопросы, судите сами.

Авантюрист «Серенький»
Пассажир, прибывший в Ярославль для обстоятельного знакомства с русской глубинкой, был личностью весьма неординарной. Поляк Иосиф Колышко, выходец из небогатой дворянской семьи, сумел за несколько лет сделать головокружительную карьеру, став чиновником особых поручений при главе МВД графе Толстом. Однако столичному бомонду он был известен, прежде всего, как плодовитый журналист, печатавшийся в самых популярных изданиях, – от пафосного журнала «Гражданин» до дешевой ежедневной газеты «Русское слово».
Обращаясь к петербуржским читателям под псевдонимами «Баян» и «Серенький», Колышко неизменно был в курсе всех политических интриг империи. На исходе XIX века злободневная книга «Маленькие мысли Серенького» станет метким отражением противоречивой эпохи, а ее автор, скрываясь за нарочито скромным псевдонимом, окажется одной из влиятельнейших персон в окружении Сергея Витте. Об этом великом министре Колышко впоследствии напишет пьесу и сценарий для немого кино. Впрочем, и сам «Серенький» вполне мог бы стать героем авантюрного романа. Лишившись должности по подозрению во взятках, он быстро восстановит позиции на государственной службе, но в годы Первой мировой войны впутается в шпионский скандал и будет арестован. Уже в эмиграции Колышко, как птица Феникс, вновь возродится для общества, возглавит литературную жизнь Ривьеры, напишет мемуары о предреволюционной России… Но это все это будет позже. А пока, ранним утром 1887 года, 26-летний репортер из Питера оглядывал безлюдные улицы Ярославля, лелея мечту о будущей книге c многообещающим названием: «Очерки современной России».

Извозчики здесь дешевле
Совершая путешествие по Тверской, Ярославской и Костромской губерниям, Колышко вознамерился предоставить читателям исчерпывающий анализ провинциальной жизни. Для начала он велел извозчику отвезти его в лучшую гостиницу.
– В Кокуевку изволите? – осведомился возница
– В какую еще «Кукуевку»?
– В гостиницу купца Кокуева, – невозмутимо ответствовал извозчик. – Лучше в городе нет!

Рассудив, что «Англетера» в Ярославле, пожалуй, ожидать не приходится, столичный гость покорно согласился. За деревянными предместьями показался город, сияя золотом куполов и белизной заснеженных улиц. Кокуевская гостиница у Знаменской башни, невзирая на забавное название, и правда оказалась вполне приличной, вселяя радужные надежды: «Лежа на мягком пружинном матрасе без излишних неровностей, я стал рисовать себе картины моей будущей жизни в сем граде. Провинциальное, чисто русское общество представлялось мне в самых заманчивых красках. Радушное семейство, крылечко, самовар, вечер с танцами, хорошенькие провинциалочки…» В мечтах пролетело утро, и пусть обед оказался прескверным, наш герой с энтузиазмом отправился на экскурсию.

Приценившись к услугам извозчиков, терпеливо поджидавших седока на «Власьевской бирже», рядом с Кокуевкой, Колышко с удивлением заметил, что среди лошадей попадаются «тысячные рысаки», а возницы, в отличие от дерзких столичных коллег, не запрашивают ни «красненькой», ни «синенькой», скромно довольствуясь положенным по таксе двугривенным. Как и большинство современных туристов, Иосиф Колышко, начал осмотр Ярославля с Волжской набережной, резонно заметив, что «Волга здесь будет пошире Невы». Радовало и привычное для питерца название «Стрелка», однако знакомство с этой достопримечательностью обернулось курьезом. Дело в том, что недогадливый, а может попросту ленивый извозчик привез Колышко на полукруглую площадку у Семеновского моста, где сегодня стоит памятник Некрасову. Именно эту видовую площадку журналист описал в книге как знаменитую ярославскую Стрелку, и смеем предположить, что ошибка эта отнюдь не была единственной.

«Духовская – это наш Невский»
Ильинская площадь, «похожая на большое поле, заставленное в живописном беспорядке домами и церквями», поражала тишиной и безлюдьем. Возница, ответив, что «так у нас завсегда», для разнообразия направил сани на Духовскую (ныне ул. Республиканская).

Здесь, напротив, царило воскресное оживление. На перекрестке наших героев чуть не сшиб лихой рысак, запряженный в беговые саночки, и извозчик вместе с седоком тут же включился в азартную гонку. Как выяснил Колышко, «Духовская улица – это наш Невский. Испокон веков она является местом ристалища местного купечества, отводящего душу от шестидневного сидения в конторах за счетами. Их ожиревшие и упитанные тела, бесспорно, нуждаются в этом моционе. С другой строны, нуждается их самолюбие в бешеной скачке, дающей возможность показать всему городу свою лошадь и свою упряжку. Часто по несколько семей гнались между собой, рискуя разбиться в щепки. Но видимая опасность не устрашала ездоков. Их лица сияли беспечным счастием и лоснились румянцем».

При закрытых дверях
Воодушевленный этой, почти кустодиевской картиной, Колышко вскоре пришел к выводу, что именно в среде купечества следует искать главный нерв ярославской жизни. «Действительно, – рассуждал он, катаясь по городу, – лучшие дома здесь принадлежат купцам, а торговый Ярославль, собственно, никогда не был городом дворянским». В поисках колоритного материала, Колышко завел знакомство с молодым фабрикантом – по слухам, одним из главных городских повес. Впрочем, юный магнат, выглядевший старше своих лет, слегка разочаровал репортера: ярославское купечество пуще всего почитало семейный очаг, а единственным проблеском светской жизни были ежедневные походы в храм с супругой. Лишь напоследок купчик разоткровенничался с обаятельным журналистом: «Придет время, что нужно душе простор дать, – соберемся компанией 7-8 человек, да в уединенную гостиницу, в номер. Двери на запор. Ну, значит, и до утра… Отдыхаем просто, без затей. На утро – кого довезут, а кто и сам до дому доберется. А уж если больно надоест, так и в Москву можно. Всего ночь езды. Поедешь денька на 3-4, освежишься. Да так, что потом и месяц из дому не потянет».

Таланты и поклонники
Устав от сплетен о семейных распрях ярославских «архимиллионеров», почитавшимися здесь главными событиями светской хроники, Колышко поспешил в театр. Атмосфера первой русской сцены внушала священный трепет, а яркая афиша сулила свидание с «Прекрасной Еленой». Однако входя с благоговением в зал театра, Колышко вышел оттуда со страшной головной болью: «Елена» оказалась дамой некрасивой и безголосой.

Впрочем, проблема была не столько в талантах, сколько в поклонниках. Городской голова Вахромеев «ухлопал» на перестройку театра массу средств, антрепренеры приглашали в Ярославль столичных звезд, но все тщетно. По слухам, недавно на сцене волковского играла сама Федотова – «ветеран столичной драмы», но зал был трогательно пуст. Актриса, которой не заплатили даже за дорогу, учинила скандал, восклицая: «Ноги моей здесь не будет!». Приговор, вынесенный Колышко в адрес горожан, был еще суровее: «Если б Волков жил в наши дни, он ни за что бы не основал театра в Ярославле. Мне нигде не случалось видеть такого равнодушия к сцене, как в ярославцах».

Офицеры танцуют до самозабвения
С гораздо большей охотой публика любовалась артистами во время гуляний на бульваре. «Все эти «первые любовники» такие красивые, стройные, элегантные! – признавалась репортеру одна «легко воспламеняющаяся особа». – Всякий в цилиндре, одет изящно, в перчатках – одним словом, джентльмены…»

И все же справедливости ради наш автор должен был признать, что «общественная жизнь в Ярославле течет несравненно бойчее, чем в соседних Твери, Костроме или Вологде». К примеру, Колышко удалось посетить ярославский Артистический кружок, ставивший лишь 2-3 спектакля в сезон, но приятно удивлявший редкими для провинции талантами. Побывал он и в Офицерском клубе, где всегда была бездна военных, «танцевавших до самозабвения», а карточная игра, напротив, была под запретом – «чтобы дамы не сидели».

Покидая Ярославль, Колышко признавал, что «два зимних месяца, прожитых здесь, все-таки не оставили впечатления провинциальной скуки. Напротив, впечатление скорее благоприятное: богатый русский город Ярославль остался им и поныне. Есть даже что-то городое и величественное в этом спокойствии, в этой солидности». Сенсации не получилось – одна лишь бесхитростная проза российской повседневности. «Однако, – писал наш герой, – то, что на первый взгляд казалось бесцветным, потом облеклось в свои формы, полные жизни и интереса. И, расставаясь с красивым Ярославлем, я желал только одного – поскорее с ним свидеться».

 текст: Mария Aлександрова