Роман Серебряного века

Купеческое сословие с легкой руки классиков нередко представляется нам этаким «темным царством», ловко ковавшим миллионы и степенно рассуждавшим о благе Отечества в богатых и безвкусных гостиных. Однако, летопись Ярославля оставила нам немало свидетельств, опровергающих этот расхожий образ. В семейных хрониках местного купечества, в чудом уцелевших письмах и дневниках нам открываются удивительные судьбы, где было все: и великие дела, и душевные драмы, и, конечно, волнующие истории любви, способные стать сюжетом великого романа. 

Колокольная династия
Особняк миллионеров Оловянишниковых, что на Духовской, а ныне Республиканской улице, 100 лет назад едва ли привлекал зевак великолепием фасадов – знавали в Ярославле «дворцы» и побогаче. Впрочем, Оловянишниковы удивляли не роскошью. В их доме, где к завтраку – из экономии или из прихоти – подавали вчерашние, зачерствевшие булки, был установлен первый в городе лифт, а семейная библиотека насчитывала полторы тысячи томов!

Как и большинство негоциантов старого Ярославля, род Оловянишниковых вышел из крестьянской среды. В петровские времена литейщик Осип Ермолаевич, переселившись в город, торговал в ярославских рядах «оловянишным товаром». А с середины XVIII столетия Иван и Федор Оловянишниковы занялись отливкой колоколов, положив начало известнейшему во всей России производству. Уже спустя 30 лет богатые монастыри Ярославского края доверяли династии Оловянишниковых престижные заказы, а в 1789 году семья перешла из мещан в купечество. От знаменитого колокольного завода Оловянишниковых сегодня остались лишь руины – их до сих пор можно увидеть в неприметном дворике за Волковским театром. Но когда-то оловянишниковские колокола звучали не только по всей России, но и в Греции, Австрии, Турции, Болгарии. Ярославская фамилия на юбке колокола была всероссийским «брендом», знаком качества, которому доверяли даже монархи. Неслучайно Николай II заказал ярославцам 100 особых колоколов в честь 300-летия дома Романовых, а дореволюционные путеводители приглашали туристов на завод Оловянишниковых полюбоваться захватывающим зрелищем отливки колокола.

Предприимчивость и энергия Оловянишниковых даже по меркам бойкого Ярославля была незаурядным явлением. Правнук литейшика Осипа, Порфирий Григорьевич Оловянишников, добавил к колокольному производству свинцово-белильный завод и шелковую фабрику. Его сын дважды избирался городским головой, а внук руководил бизнесом уже из московской конторы. Вместе с тем именно Оловянишниковы стали одними из первых крупных меценатов Ярославля: их усердием был построен деревянный, а затем и «американский» мост через Которосль, открылась детская больница, а по мощному тысячепудовому колоколу, пожертвованному Оловянишниковыми на колокольню Власьевской церкви, ярославцы десятелетиями отмеряли время.

К началу XX века капитал товарищества Оловянишниковых составлял 1,5 миллиона рублей. Помимо колокольного завода, семье принадлежали 4 лакокрасочных предприятия и фабрика церковной утвари в Москве. И как ни удивительно, с руководством этой финансовой империей отлично справлялась хрупкая женщина – вдова главы семейства, мать восьмерых детей Евпраксия Георгиевна Оловянишникова.

Неравный брак
Представители молодого поколения Оловянишниковых едва ли соотвествовали традиционным представлениям о купце-толстосуме. Все сыновья Евпраксии Георгиевны получили прекрасное коммерческое или техническое образование: Виктор Оловянишников выступал редактором научно-популярного журнала «Светильник», а Николай издал актуальный поныне научный труд «История колоколов и колокололитейное искусство»… Казалось, и дочерям светит блистательная партия, однако покой семейства внезапно был нарушен дерзким поступком 20-летней Маши Оловянишниковой: наследница богатой семьи влюбилась в безродного студента, литовского поэта Юргиза Балтрушайтиса. В дневнике Елизаветы Дьяконовой, племянницы Евпраксии Георгиевны сохранилось описание этой странной пары: «Она – очень привлекательная, оригинально-изящная, поэтическая девушка, он – даровитый юноша, поэт, мечтатель, и оба – поклонники Ибсена, д’Аннунцио, Метерлинка, Ницше… их точно создали все модные веяния. Бедные поэтические дети!»

История любви недолго оставалась тайной: «Бедной девочке пришлось во всем признаться, роман внезапно раскрылся, – писала взволнованная Дьяконова. – Вот бешенство и ужас родных от неожиданного для их гордости удара!» Вопреки воле родных, Балтрушайтис и Маша Оловянишникова тайно обвенчались. «Соединение двух родственных душ, двух туманных мистиков, двух больных детей нашего болезненного времени, полного всяких аномалий. Будет ли она с ним счастлива, как думаете?» – писала Дьконова в дневнике. Шафером на свадьбе был Валерий Брюсов, а Константин Бальмонт так описал молодую чету в статье «Звуковой зазыв»: «Обветренный, философический, терпкий поэт «Земных ступеней» и «Горной тропинки», друг целой жизни Юргис Балтрушайтис. Красивая его жена, пианистка, хорошая исполнительница скрябинской музыки, Мария Ив. Балтрушайтис». По воспоминаниям дочери Бальмонта, «родители жены Балтрушайтиса были против брака с иностранцем, да ещё и поэтом. Вначале Балтрушайтисы очень трудно жили». Об этой ситуации говорит и Елизавета Дьяконова: «Тетя… второй год страдает в своей уязвленной материнской гордости; ее единственная дочь, которую предназначали неведомо какому миллионеру и шили приданое во всех монастырях Поволжья, – влюбилась в бедняка-репетитора, студента и обвенчалась самым романическим образом. Второй год прошел; он очень мало зарабатывает литературным трудом, и кузина должна сама себя содержать». Бальмонт оказывал семье Балтрушайтиса материальную поддержку, а его вторая жена Екатерина Андреева выступила посредницей в их примирении со старшим поколением Оловянишниковых.

В гостях у поэтов
Взаимные упреки были забыты, Евпраксия Оловянишникова вместе с дочерью и зятем предприняла путешествие в Швейцарию, частенько навещала молодых на даче – в усадьбе Петровское на Оке. В 1914 году в качестве домашнего учителя для сына поэта – «Жоржика» в Петровское был приглашен 24-летний Борис Пастернак. О семье Балтрушайтис-Оловянишниковых Пастернак писал тепло: «Они прекраснейшие люди, ничем не стесняются и никого не стесняют», «здесь гостит M-me Оловянишникова, сдержанная, полная чувства собственного достоинства, набожная дама, хоть и седая, но бодрая и отрицающая всякую интонацию, – ровный, не терпящий возражений голос; очень симпатичная мать Марии Ивановны».

Летом 1914 в Покровском гостил и поэт Вячеслав Иванов, посвятивший Юргису и Марии Балтрушайтис несколько стихотворений из цикла «Петровское на Оке». «Поэтова жена» Мария Ивановна «с монашеской заботой на лице, cо взглядом внемлющим, в ванэйковском чепце» здесь предстает не только гостеприимной хозяйкой, но и близким по духу человеком, полноправной участницей поэтических вечеров. О соседстве с Ивановым Пастернак вспоминал: «Летом, в имении Балтрушайтиса, − это было в четырнадцатом году, − мы спрятались с Юргисом в кустах под окном Вячеслава (сын Балтрушайтиса, мой ученик, был тоже с нами) и стали кричать по-совиному − как долго мы это репетировали! − а потом как ни в чём не бывало зашли к Вячеславу. «Вы слышали, как кричат совы? − спросил он нас с торжественной грустью. − Так они всегда кричат перед войной». Я прыснул, и он скорей всего догадался о нашей проделке. И вдруг оказалось, что прав Вячеслав Иванов: грянула война. Как это странно! И страшно, конечно…»

В памяти навечно
Мария Ивановна на протяжении всей жизни оставалась преданной спутницей Ю. Балтрушайтиса. Ей поэт посвящал свои стихи и книги, с ней делился творческими планами. Отношения Юргиса и Марии Балтрушайтис описаны в повести Бориса Зайцева «О любви». По выражению Н. К. Бруни-Бальмонт, «в этой короткой повести очень хорошо отражена та атмосфера, светившая Юргису и его жене, которая сохраняется в памяти сердца всех тех, кто их знал и любил». В послереволюционные годы Балтрушайтис поступил на дипломатическую службу, с 1922 году стал чрезвычайным и полномочным послом Литовской республики в СССР. Благодаря своему положению, он помог эмигрировать ярославским родственникам жены, причисленным в советской России к категории «лишенцев». В 1937 году Юргис и Мария Балтрушайтис переехали в Париж, вновь встретивишись «с сыном Жоржиком и внуком Ванечкой».

Юргис скончался в 1944-м. По воспоминаниям Бориса Зайцева, после смерти мужа «Мария Ивановна погрузилась в рукописи и письма. Всё сошлось на писаниях Юргиса… Её заботами, трудами и любовью издан лежащий передо мной том: «Лилия и Серп» – белая с голубым гербом изящная обложка. Под ней избранные стихи Балтрушайтиса за много лет… с надписью Марии Ивановны, начинавшейся словами: “Привет от Юргиса…”».

Решительная и деятельная Евпраксия Оловянишникова, очаровательная и не менее решительная Маша, счастливый, несмотря на прозу жизни, роман, надолго остался в памяти Ярославля. Стерлись из истории имена, поблекли фотографии, но колокольный звон по-прежнему звучит над суетой города. Кто знает: не об этих ли удивительных судьбах рассказывают голоса из прошлого?

текст: Mария Aлександрова | фото: http://www.zvon.ru, http://www.yaroslavskiy-kray.com