Судьба быть актером • Глянцевый журнал «Элитный квартал"

Судьба быть актером

Новый сезон в Ярославском камерном театре открылся премьерой драмы «Костюмер»*. В этой истории – о верности театру и выбранному пути, о трагедиях и окрыляющих успехах, о внутренних страхах и вере в великое предназначение искусства – многое перекликается с судьбой актера Владимира Гусева, который сыграл в спектакле главную роль. Через неделю после премьеры состоялся наш разговор с Владимиром Евгеньевичем.

Владимир Гусев родился в 1958 году во Львове.
Стал студентом первого набора Ярославского театрального института, на извещение о зачислении в вуз стоял номер 1, поэтому в шутку актер называет себя первым студентом ярославской театралки.
Получив диплом в 1984 году, по приглашению своего учителя Владимира Воронцова отправился в Брянский театр драмы имени А.К. Толстого, где проработал 6 лет.
Вернувшись в Ярославль, работал в театре драмы имени Фёдора Волкова, в Ярославском ТЮЗе.
С 1999 года – актер Ярославского камерного театра под руководством Владимира Воронцова.
Кинозрителям запомнился по ролям капитана Зимина в сериале «Гаишники», кандидата в президенты в «Олигархе» Павла Лунгина, мэра в «Мусорщике» Георгия Шенгелая и другим.
Заслуженный артист России. Лауреат Ярославской областной премии имени Фёдора Волкова (1999 г.) и Российской национальной актерской премии «Фигаро» имени Андрея Миронова (2012 г.).

Отличить ад от рая
Пьеса «Костюмер» в оригинале совершенно тоскливая. Но у нас спектакль идет в инсценировке художественного руководителя театра Владимира Александровича Воронцова. Он многое переписал. Очень долго над пьесой работал. Месяца полтора. Сутками. И мысль Воронцова очень простая. В пьесе этого нет, пьеса о театре во время войны, когда все гибнет. А наш спектакль о другом: несмотря ни на что, театр живет. Воронцов, вообще, всегда ведет к светлому.
Посмотрите, как ломаются все: и главный герой, сэр Джон, и его жена, и все в каком-то раздрае. И всех их собирает мой герой, костюмер, на всех тратится. Костюмер из тех людей, на которых стоит земля, это человек, преданный своему делу, при этом он пытается еще и других вытащить… Неспроста финальная сцена с цветочками на костюме, где мой герой говорит: «Оборвались цветочки…» Казалось бы, ну что тут такого? Но за этим отношением раскрывается такая огромная душа! И как он глубоко размышляет: «Куда ж мы плывем? И что ждет нас там? Ад? Рай? И сможем ли мы отличить ад от рая там, на небе, если даже здесь, на земле, не умеем сделать этого?» Вот вопрос повисает для зрителя!

О режиссере сужу по выбору пьесы
Мне тут звонили из Москвы, приглашали поучаствовать в мюзикле на современную тему, предлагали деньги неплохие. Меня это так напрягло сразу… «Ромео и Джульетта» в современной обработке. Сыграть надо было папу то ли Монтекки, то ли Капулетти, но современного мафиози такого. Я сказал: «Ну, пришлите мне пьесу». Когда прочел, был в таком шоке. Мне стало так плохо! Физически. И я не смог переступить через себя. Хотя мне готовы были платить действительно большие деньги. Но… Сколько там пошлости! На уровне какой-то бомжовской подворотни…
Вообще, я сужу о режиссерах по выбору пьесы. Когда режиссер выбирает чернуху, значит, он бездарен и хочет выехать на эпатаже. В свое время Владимир Воронцов сказал гениальную вещь: когда режиссер не знает, как выстроить сцену, он начинает придумывать всякую дребедень, чтобы привлечь внимание зрителей. И артисты начинают крутить хулахуп, лазать по лестницам, кувыркаться. А зритель вообще не понимает, что происходит. И сейчас это сплошь и рядом. Настоящий режиссер изначально берет пьесу, зная, ради чего он ее берет. А когда режиссер приносит текст: «Давайте почитаем… Ну, что вы думаете?» Но мы, артисты (никого не хочу обидеть!), не видим масштаба, мы мыслим узко, зацикливаемся на своем образе. Только когда сложился спектакль в целом, мы понимаем: «Господи! Да!»

Конкурировали с Виктюком
Чтоб я ощутил, что такое труд, до службы в армии папа устроил меня работать учеником токаря в депо. Там я пилил детали. Поработав 2 года, сказал: «Нет, токарем не могу»! А я любил читать, мама меня приучила. И поступил на филологический факультет Львовского университета имени Ивана Франко. В театр я даже не ходил.
В «Костюмере» в монологе моего героя есть фраза: «Не помню уже имя той девчушки, что привела меня в театр…» Я это никогда не рассказывал Воронцову, но как он точно угадал и внес это в пьесу! В моей жизни была именно такая история. Как-то я встретил одноклассницу, она занималась в одном из народных театров Львова и позвала меня на репетицию. Репетировали они «А зори здесь тихие». И мне так понравилось! Я приходил в этот театр, режиссером там был Марк Семенович Бациян. И меня все больше и больше затягивало. Потом начал репетировать с ними.

А конкурировал наш народный театр с другим народным театром, руководителем которого был Роман Григорьевич Виктюк! Он говорил: «Переходи ко мне». Я отвечал: «Чего это я к вам пойду? Тут куча друзей, и все они сразу станут врагами».
…Однажды Бациян мне сказал: «Ты –прирожденный артист!» Тогда у меня родилась мысль бросить филфак и поступить в театральный. Мама говорила: «Не бросай университет. Если не поступишь – вернешься». Но в молодости мы же все максималисты. Я все мосты сжег. И поехал в Москву. Подал документы в ГИТИС, в Щепкинское и Щукинское училища. Везде до 3-го тура доходил. Но мне уже было 22, а поступали 16-летние. И мне говорили: «Ну, вы у нас что, будете на курсе дедушек играть?» А в Ярославле набирал курс Воронцов. Я не знал тогда, кто такой Воронцов, но отправился к нему.
Уже поступив в Ярославский театральный институт, приехал как-то в Москву. Зашел к Виктюку, он уже работал во МХАТе. Он обрадовался мне: «Вовчик!!! Ну, как у тебя жизнь?» – «Да вот, в театральный поступил». – «С ума сошел!» – «Это вы всё! Отравили нас театром…»

Во Львов не вернусь!
Мама у меня – киевлянка. Папа – москвич. Мама приехала во Львов учиться, полиграфический окончила. А папа оказался во Львове в командировке. Там они встретились. Поженились. И родился я.
А в 1980-м я уехал из Львова навсегда. Сказал тогда маме: «Если я не поступлю, я все равно не вернусь, останусь в Москве». Мама удивилась. Львов – прекрасный город. И люди там есть прекрасные. И жили мы во дворе дружно. Но были даже в наших дворах дети, которые росли в украинских семьях, и некоторые из них говорили: «Москали, мы будем вас резать и вашу кровь пить». И это маленькие дети, представляете? Это началось уже в 1950-е годы. Так что мальчиком я многое на своей шкуре ощутил.

Додину сказал: «Я подумаю»
Студентами мы обменивались дипломными спектаклями. Поехали в Питер. Тогда Додин только создавал свой театр. Он увидел наш спектакль, и пригласил меня к себе. А я Додину сказал: «Я подумаю». Много моих друзей у Додина сегодня работает…
А меня после дипломного спектакля Воронцов позвал в Брянск. Дремучий город в те годы… Брянск мне не нравился. Единственное, что спасало, – это театр. Когда я приходил в театр, мне казалось, что и город прекрасен.
И в Камерном все держится на личности Воронцова. К нам тут приезжала критик из Москвы. Была потрясена: «Боже мой! Этого сейчас нигде нет! Такого глубинного театра, такой режиссуры… Везде – сплошной эпатаж. А здесь классический театр. И вроде бы архаика… Ан нет!».
Я вообще считаю Владимира Александровича Воронцова гением. Сейчас таких режиссеров нет, он последний из могикан. Ученик Гончарова. Причем один из любимых учеников! Когда Гончаров умирал, он звонил Воронцову, чтоб тот принял театр. И в БДТ ему предлагали…
Воронцов – это уникальный человек. Как он подходит к работе! Да, иногда ведет себя жестко. Бывали моменты, когда мы не выдерживали психологически, находились на грани срыва. Но тем не менее, зная, каков результат, зная, что он и себя не жалеет… И как он выстраивает каждый свой спектакль! Ни одна ниточка не рвется. Как он подробно разбирается в каждом персонаже, над каждым костюмом бьется, все выверяет. А уж как он выдерживает с каждым артистом – даже не представляю.
Мне как-то один известный актер сказал: «Я понял, почему тебе никакой театр не нужен: у тебя тут прекрасные роли, а главное – великий режиссер…»

Кино
В кино меня тянуло. Но в 1990-е рухнуло всё. Меня приглашали, утверждали, а потом съемки останавливались… 1990-е годы – это самое катастрофичное время для меня. Украдены 10 лучших лет жизни – с 30 до 40. Мы просто выживали тогда. Ломались мои друзья, кто-то спивался, многие умирали молодыми. Это печальная очень история.
А сегодняшнее кино… По большому счету, меня не удовлетворяют те фильмы, в которых я снимался. Ну вот «Гаишники», ну что? Да, принесли популярность. Но когда все заканчивается, деньги заканчиваются, и ты сводишь концы с концами, тебе уже не до популярности. С 2010-го по 2014-й у меня вообще не было съемок. Четыре года простоя. Можете себе представить? Последняя большая работа – в сериале «Команда». После этого серьезных киноработ не было, так, по мелочи, неинтересно всё.

Так истязать себя?
Моя дочь не пошла по моему пути. Она видела мои работы во всех спектаклях. И однажды сказала: «Так истязать себя, как папа, я не хочу!» Она работает в рекламном бизнесе. Я, честно говоря, не вникаю особо в то, чем она занимается. И я рад ее выбору. Сколько я видел выпускников театралки, которые не нашли себя в профессии, и, даже если приняты в труппу какого-то театра, часто не заняты ни в одном спектакле… Это всё искалеченные судьбы. Или взять очень известных актрис – у многих нет ни детей, ни семьи, многие ради театра, ради кино отказывались от личного. Потому что век у актрис короток – с 20 до 28 лет. Если ты не заявила о себе в этот срок, то после вряд ли удастся. И когда меня просят знакомые подготовить сына или дочь «для поступления в театральный», я отговариваю. Когда я поступал учиться, я хотел работать в театре, я не думал о славе. А сегодняшние молодые люди на вопрос: «Что ты хочешь от профессии?» – отвечают: «Хочу быть знаменитой, иметь много денег». И я тогда говорю: «Если это твоя цель, это может обернуться трагедией». Мне часто заявляют: «Но вот вы же добились!» Я отвечаю: «А давай посчитаем, кто еще за 40 лет добился того же, что и я. Многие? А ведь актеров выпускается каждый год тысячи». Правда, недавно стал с одной девочкой заниматься… Она сказала: «Я дышать не могу без сцены. Я хочу быть актрисой, какая бы судьба меня ни ждала!» И я ответил: «Раз так, ну, полезай в этот кузов…» ■

Текст: Лора Непочатова
Фото: Виталий Вахрушев, архив Ярославского Камерного театра

*Спектакль создан при поддержке Министерства культуры РФ